Глава 6. Г.К. Честертон и отец Браун

Пассажирский поезд мчится мимо английских деревушек, направляясь из порта на северном побережье в Лондон. Какой-то француз, разыскивающий некую личность, внимательно следит за пассажирами, однако этого никто не замечает поскольку он овладел мастерством быть незаметным.

Это Аристид Валантэн, глава парижской полиции, знаменитейший сыщик Европы. А ищет он не кого иного, как Эркюля Фламбо – французского похитителя драгоценностей, громкие кражи которого по всему миру принесли ему богатство славу, а в определенных кругах и уважение за его дерзкий ум.

Однако в поезде внимание Валантэна, втихомолку высматривающего Фламбо, привлекает поведение низенького католического священника с лицом "таким же круглым и скучным, как норфолкский пирог". Неуклюжее поведение священника привлекает к нему всеобщее внимание. Он везет с собой несколько свертков в коричневой бумаге и никак не может удержать их. У него с собой большой потрепанный зонтик, который все время падает на пол. Он, похоже, даже не умеет обращаться с билетом. А больше всего французскому полисмену не нравится, что священник не умеет молчать и рассказывает всем и каждому о том, что в одном из свертков у него лежит очень ценная серебряная вещь с голубыми камушками. Когда поезд прибывает в Лондон, Валантэн быстро забывает о неуклюжем коротышке-священнике, так как чересчур поглощен поисками преступника Фламбо. Он понятия не имеет, куда тот направится, оказавшись в Лондоне, но у полицейского есть один козырь: он знает, что ростом Фламбо под два метра, а уж эту примету скрыть невозможно.

План Валантэна прост и вместе с тем гениален. Поскольку он не знает, куда направится Фламбо, оказавшись в большом городе, он решает вести поиски нетрадиционным образом. "Вместо того, чтобы пойти туда, где он мог бы встретить Фламбо, он ходил там, где такая встреча была маловероятна", полагаясь на то, что "странность попавшаяся на глаза преследователю, могла попасться и на глаза преследуемому".

Согласно этой теории, Валантэн, сам не зная почему, останавливается перед ресторанчиком, который привлек его внимание необычными ступенями у входа. Усевшись за столик, Валантэн заказывает чашку кофе и кладет в него сахар. И тут он сталкивается с первым странным событием в целой цепи странностей.

В самой обыкновенной сахарнице оказывается соль, а сахар насыпан в солонку. Расспросив официанта и хозяина, Валантэн узнает, что это не первая странность за день. За этим столиком сидели два священника, и один из них швырнул в стену тарелку с супом – пятно на стене заметно до сих пор.

Два священника? В городе собралось великое множество священников, потому что сейчас проходит крупный церковный съезд. Однако всякое необычное поведение заслуживает внимания, и один из священников вполне мог быть вором Фламбо. Поэтому Валантэн спрашивает, куда они пошли? Свернули на Карстерс-стрит.

Идя по этой улице, шеф полиции минует лоток продавца зелени, на котором перепутаны таблички с ценами на орехи и апельсины, а владелец лотка все еще кипит от возмущения, вспоминая священника, который пнул корзину яблок, рассыпав их по всей улице. Священник? Совпадения начинают накапливаться.

Валантэн прихватывает с собой двух попавшихся по пути констеблей и отправляется дальше, предупредив, чтобы они обращали внимание на любые необычные вещи. Следующий необычный случай обнаруживается несколькими часами позже, в ресторане с разбитым окном. От официанта Валантэн узнает всю историю. Зашли два эти приезжих священника, спокойно пообедали и заплатили больше, чем полагалось по счету. Когда официант обратил на это их внимание, произошли два необычных события: посмотрев на счет, он сам увидел, что там стоит гораздо большая цифра, а священник пониже заявил: "Извиняем за ошибку в подсчетах, пусть это будет платой за ваше окно". Когда официант спросил, про какое окно он говорит, священник ответил: "Про то, которое я сейчас разобью" и, по словам официанта, "вдребезги расколотил проклятое стекло своим зонтиком".

Надежды Валантэна крепнут, и он продолжает идти по следам двух священников. Это приводит его в лавку, где торгуют сластями. Продавщица в лавке просит его не беспокоиться, дескать, она уже отослала коричневый сверток, о котором ее спрашивал низенький священник.

И наконец, следы приводят их в парк, где Валантэн замечает две фигуры, гуляющие в отдалении, – двух человек, низенького и высокого, оба в священнических облачениях. Один из них, несомненно, Фламбо, а второй, к удивлению Валантэна, оказывается коротышкой-священником из поезда. Полицейские следят за ними издали, а потом, когда священники присаживаются на скамью, чтобы продолжить разговор, подбираются поближе, чтобы слышать их:

"Я выставил себя круглым дураком перед этими британскими констеблями, – думает Валантэн. – Это же настоящие священники, которые говорят о Боге, о церкви, о несокрушимости небес". Однако беседа внезапно меняет свое течение, и высокий священник требует, чтобы его собрат отдал ему сапфировый крест.

То, что происходит дальше, потрясает Валантэна до глубины души. Оказывается, коротышка все это время подозревал что высокий священник – вовсе не священник, а преступник. Он проследил за тем, как самозванец подменил сверток с крестом другим, набитым какой-то мелочевкой. Тогда коротышка снова поменял местами свертки, хитроумно устроил так, чтобы продавщица в лавочке со сластями отправила настоящий крест в безопасное место и оставил полиции знаки, пропустить которые было невозможно. Он даже знал – и для этого ему не надо было оборачиваться, – что полицейские уже рядом, прячутся за деревьями и прислушиваются к каждому слову, готовые арестовать Фламбо.

Рассказ называется "Сапфировый крест"; в нем впервые был явлен миру еще один Великий Детектив – очаровательный отец Браун, созданный плодовитейшим английским писателем Г.К. Честертоном.

В первом рассказе об отце Брауне Честертон наметил множество черт, которые позже стали отличительными для его детективных произведений, и качеств, которые отличают его героя. Рассказ дает нам прекрасную возможность понять отца Брауна, поэтому мы потратим некоторое время на разбор его характера.

Отличительным свойством отца Брауна, вероятно, следует считать его глубокое понимание человеческой натуры и способность к сопереживанию. Это стало и причиной, и результатом избрания им стези священнослужителя, и, кроме того, не случайно именно это качество помогает ему находить разгадки самых загадочных дел, в то время как все остальные идут по ложному пути.

Дар понимания имеет много имен. Сегодня мы назвали бы его психологией, да и сам отец Браун изредка пользуется этим термином. Кто-то назвал бы его интуицией, и на практике эти явления имеют между собой нечто общее, хотя, по-моему, интуиция не синоним эмпатии, а ее результат. Однако в "Сапфировом кресте" мы видим понимание в чистом виде: благодаря своему служению, отец Браун тесно общался с самыми разными людьми и от них многoe узнал о человечестве.

Так, например, он понял что Фламбо – преступник, а не священник, поскольку заметил вот этот бугорок под рукавом, "где вы носите шипастый браслет". Каюсь, сам я не знаю, что такое шипастый браслет – вероятно, какая-то разновидность потайного оружия вроде кастета, – однако отцу Брауну это доподлинно известно. Он знает об этом потому, что во время своего служения имел дело с преступниками, от которых и узнал о браслете и еще о некоторых профессиональных секретах. Когда отец Браун обнаружил свои познания, Фламбо был потрясен. "Понимаете, разное слышать приходится. Что поделать священнику? Нам много всего такого рассказывают.

Но самое главное, чему научился отец Браун в своем служении – это не такие экзотические познания, а знание человеческой души. По долгу службы он был со своими прихожанами в самые тяжелые часы. Исповедуя и совершая богослужения в тяжкие для них времена, он узнал, как ведут себя люди, совершив проступок. Наблюдая за человеческим поведением – выражением лица, походкой, речью, манерами, – он может многое рассказать о человеке. Вкратце говоря, он может заглянуть в ум и сердце человека и сделать точный вывод о его характере. Он никогда не ошибается.

Его успехи как детектива происходят из знания человеческой натуры, которое берет начало из двух источников: многих лет исповедей и склонности к самопознанию. Отец Браун действительно уникален тем, что сознает собственную способность творить зло. В "Молоте Господнем" он говорит так: "Я человек, а значит в сердце моем обитают все дьяволы".

Благодаря сочувствию людским слабостям и их пониманию как снаружи, так и изнутри, он может заглянуть в самые темные уголки человеческого сердца. Эта способность отождествить себя с преступником, почувствовать то, что чувствует преступник, и помогает отцу Брауну устанавливать личность преступника, а иногда и предсказывать преступление, поскольку он знает, в какой миг такие человеческие чувства, как страх или зависть, из дозволенных чувств превращаются в преступление. И даже тогда он верит в изначальную людскую добродетель и главной своей целью считает возвращение грешника на путь истинный.

В рассказах мы снова и снова читаем о том, как кроткий священник следит за человеком в загадочной ситуации и делает заключение о его роли в деле так, что прочим участникам это кажется какой-то магией. А для отца Брауна ничего магического тут нет, все ясно как день.

Однако в отличие от некоторых других знаменитых детективов, отец Браун не старается привлечь к себе всеобщее внимание, рассказывая о своих выводах. Напротив – он всегда говорит тихо, негромко, смиренно. В поезде он кажется неуклюжим и сбитым с толку, постоянно роняет свертки и зонт, однако на самом деле он внимательно следит за тем, что происходит с Фламбо. Такая скромность хорошо послужит ему в будущем: неприметный сельский священник, на которого никто не обращает внимания, может работать, не привлекая лишних взглядов.

В "Сапфировом кресте" Фламбо совершает одну роковую ошибку, которая и подтверждает мнение отца Брауна о том, что это не священник, несмотря на его безупречную маскировку. В беседе на парковой скамейке преступник доказывает, что разуму нет места в религии. Напротив, считает отец Браун, "разум подтверждает существование Господа". А когда истинная сущность Фламбо выходит наружу, мы видим, что этот лицемерный аргумент и решил его судьбу. "Вы нападали на разум, – говорит отец Браун. – Это дурное богословие".

Вера в силу разума – важное качество отца Брауна. Было бы ошибкой думать об этом человеке как о религиозном мистике, который находит правду с помощью вмешательства свыше. Нет, это простой смертный, наделенный острым умом и развитой наблюдательностью, которые и помогут ему в решении будущих загадок.

И вот тут мы наблюдаем качество, сопутствующее его уникальному методу: он всегда допускает альтернативное объяснение. Проследив за всеми конкретными фактами и увязав более эфемерные аспекты, происходящие из эмпатического понимания человеческой натуры, отец Браун охотно допускает возможность того, что очевидный вывод неверен, что дело заключается в чем-то ином. Это и есть ключ к его способности решать загадки: знание того, что вещи могут быть не тем, чем кажутся и что зачастую правду следует искать в другом объяснении.

В "Сапфировом кресте" эта идея отражена достаточно тонко. Чтобы привлечь внимание полиции, отец Браун оставляет за собой следы эксцентричных действий. Он инстинктивно знает, что все удивительное привлекает внимание, а при достаточном внимании скорее можно раскрыть тайну. Брошенная в стену тарелка супа и намеренно разбитое окно могут быть признаком того, что по Лондону бродит какой-то сумасшедший. Однако возможны и другие варианты, если кто-либо из действующих лиц пожелает искать альтернативное объяснение. В этой истории именно Валантэн должен быть готов воспринимать любую информацию – и он блестяще это проделывает. В следующих историях, как правило, именно отец Браун первым видит, что дела обстоят не так, как кажется, и что следует поискать другое объяснение.

"Сапфировый крест" сыграл еще одну важную роль в будущем отца Брауна – в этом рассказе выведены два человека, которым суждено сыграть значительную роль в жизни священника и в следующих историях о нем. Преступник Фламбо совершит еще несколько дерзких эскапад, а потом маленький священник убедит его оставить путь преступлений; в новой жизни Фламбо станет частным детективом, будет сотрудничать с полицией и нередко – работать вместе со своим старым другом-священником. А Валантэн, знаменитый детектив, станет преступником и почти сумеет улизнуть после совершения убийства.

Такая рокировка – полицейский становится убийцей, а вор превращается в законопослушного гражданина – весьма в характере Честертона. Мы не знаем, планировал ли он подобное развитие событий с самого начала, однако такой любитель парадоксов и иронии, как он, должен был быстро увидеть возможность поменять персонажей местами. Помимо всего прочего, это давало отцу Брауну прекрасную возможность заняться тем, что у него получается лучше всего и о чем он больше всего заботится – спасать души.

Первый рассказ об отце Брауне интересен еще и тем, что он сообщает об авторе. Г.К. Честертон, как мы вкратце расскажем, сделал замечательную карьеру как писатель. Однако важнее всего был его вклад в детективную литературу и это мы видим на примере "Сапфирового креста".

До Честертона большинство детективных произведении сводилось исключительно к решению головоломок. Происходит преступление, полиция разводит руками, детектив решает загадку. Нам кое-что рассказывают о личной жизни детектива, да кое-кто из ранних писателей тратит время на описание пейзажей.

С появлением Честертона картина изменилась. Мы не только восхищаемся сложностью его сюжетов и умом его священника-детектива, но и остаемся поражены живостью стиля автора. Мы с удовольствием следим за тем, как полиция идет по следам диких случаев; это не только умный ход, как выясняется после раскрытия тайны, – это еще и очень интересное чтение. Честертон описывает происшествие так живо, что мы прямо-таки видим раздражение продавца зелени, собирающего свои яблоки по всей улице, смятение хозяина ресторана, в котором залили стену супом, и озадаченность честного официанта, получившею слишком большие деньги. И мы весело улыбаемся, когда священник говорит: "Это за окно, которое я сейчас разобью". Сцена описана так живо, то я вижу ее четко, словно на экране.

Прекрасный стиль Честертона заставляет нас поверить в самые невозможные совпадения. Мы могли бы усомниться в том, что Валантэн случайно оказался в ресторане, где начались приключения двух священников, если бы Честертон с самого начала не сказал: "Самое невероятное в чудесах – это то, что они случаются. Несколько облаков в небе сольются в точное подобие человеческого глаза, а человек по фамилии Вильямс совершенно случайно убьет человека по фамилии Вильямсон. Коротко говоря, в жизни случаются чудесные совпадения, которых могут не замечать люди, нацеленные на обыденность".

Своим поэтическим взглядом Честертон (а он был поэтом) украшает рассказ лирическими описаниями пейзажа. Вот как начинается рассказ "Сапфировый крест": "Между серебряной лентой зари и зеленой блестящей лентой моря корабль причалил к Харвичу и выпустил целый рой людей".

Эти поэтические зарисовки разбросаны по всем рассказам Честертона; они никогда не бывают излишни, но всегда запоминаются своей красотой. Так в "Тайне отца Брауна" он пишет: "Сумерки сгущались. Горный воздух после заката становился все холоднее. На каменных плитах стояла маленькая печка, и угли в ней светились красным, словно глаза гоблина". Я практически уверен, что если бы тем вечером в дворике сидел Шерлок Холмс, никаких светящихся гоблинских глаз не было бы и в помине.

И Эдгар Аллан По, автор мрачных стихов, не стал бы так описывать путешествие по холмистым землям Италии: "Белая дорога взбиралась на холм, подобно белой кошке; она захлестывала вершины далеких гор, подобно лассо. Но как бы высоко они ни поднимались, пустыня вокруг была полна цветением. Все вокруг походило на сад тюльпанов в Дании, взрывом подброшенный к звездам".

И еще одна малозначащая подробность. Честертон не боится небольших нестыковок в конце. Никто не рассказывает нам, каким образом Фламбо удалось избежать внимания Валантэна на борту корабля или в поезде. Мы никогда не узнаем наверняка, как Фламбо впервые заговорил с отцом Брауном. Однако рассказ нравится нам, потому что Честертон уважает читателя. Вся важная информация у нас есть. Никаких надуманных объяснений, никаких нелепых открытий в последнюю минуту. В отличие от многих других, автор не собирает всех действующих лиц в гостиной, где детектив заводит долгую повесть о расследовании. Честертон просто рассказывает нам историю, и в процессе мы имеем удовольствие наблюдать, как его необычный герой идет по жизни своим собственным путем, разгадывая тайны и спасая души.

Гилберт Кейт Честертон родился в Лондоне в 1874 году, а умер в 1936. Он практически был современником Артура Конан Дойла (1859-1930). Среди того, что их объединяло, была и эпоха, в которой они жили.

Одаренность Честертона проявилась достаточно рано. Когда его мать посетила директора школы, чтобы осведомиться об успехах ее семнадцатилетнего сына и посоветоваться о его будущем, ей было сказано: "Это гений до мозга костей. Хольте его, миссис Честертон, хольте и лелейте". В возрасте, когда его друзья поступали в Оксфорд и Кембридж, двухметровый гений посещал художественную школу и лекции по английской литературе в колледже при университете. Главу об этом периоде своей жизни в "Автобиографии". Честертон озаглавил "Как быть лунатиком".

Способности к рисованию у него, безусловно, были, однако профессиональным художником он так и не стал. Вместо этого он еще в школе нашел то, что впоследствии стало его призванием, – нашел практически случайно.

Его товарищ по художественной школе, сын издателя, устроил Честертона в ежемесячный журнал The Bookman писать обзоры литературы об искусстве. Как вспоминал позже сам Честертон: "Практически не научившись рисовать, я с легкостью отпускал критические замечания о слабых сторонах Рубенса или о загубленном таланте Тинторетто. Я обнаружил самую легкую профессию изо всех, какими мне только доводилось заниматься". Он имел в виду литературную критику. И действительно, Честертон оставил нам глубочайшие, написанные прекрасным языком критические статьи об англоязычной литературе. Но это было лишь одной из граней таланта плодовитого писателя.

В течение следующих сорока лет он написал огромное множество работ на невероятное количество тем. Его библиографический список занимает не одну страницу. Лучше всего можно осознать небывалую плодовитость писателя, прочитав описание, приведенное в Literature Resource Center, составленной библиотекарями электронной базы данных. В этой базе данных рассказ о каждом авторе начинается с краткого описания, в котором помимо всего прочего приводится жанр, в котором он работал. Вот что написано в разделе "жанр" о Честертоне: "Рассказы, автобиография, биография, исторические труды, романы, пьесы, фэнтези, эпические произведения, журналистика, литературная критика, эссе". Об одном они все же позабыли, он был еще и поэтом. Человек, которого при жизни, да и теперь знают просто как GKC, за свои шестьдесят два года создал огромное количество великолепных произведений.

Интересно отметить, что Честертон, в отличие от многих писателей, которых сегодня считают гениями, еще при жизни получил признание за свои многочисленные литературные успехи. Современные ему английские литературные критики называли его "реинкарнацией Сэмюэля Джонсона", а Джордж Бернард Шоу, единственный, кроме Честертона, писатель, которого узнавали по инициалам, назвал его "человеком колоссальной гениальности".

В городке, где он жил, было широко известно его остроумие Как-то раз некто задал ему старый вопрос. "Если бы вы оказались на необитаемом острове и могли бы взять с собой одну-единственную книгу, какую вы бы выбрали?" Честертон мгновенно ответил: "Руководство по практическому судостроению" Робертсона". Американский писатель Кристофер Морли, современник Честертона, заметил, что "одной из лучших шуток Честертона было его замечание о так называемой женской эмансипации. "Двадцать миллионов молодых женщин встали и воскликнули: "Мы никому не позволим диктовать нам свою волю!" – и пошли в стенографистки".

Своим знаменитым остроумием Честертон был обязан буйному юмору и жизнелюбию, которые никогда ему не изменяли. Читая о нем, я был пленен его письмом к знакомой, в котором он вне себя от радости объявлял, что девушка, в которую он влюбился с первого взгляда, согласилась выйти за него замуж.

Дорогая Милдред!

Встав этим утром, я вымыл ботинки в горячей воде и почистил лицо ваксой. Затем я грациозно накинул задом наперед халат и спустился к завтраку, где за столом вылил кофе в сардины и поджарил шляпу на огне. Вероятно, все это скажет вам кое-что о состоянии моей головы. Наблюдая за тем, как я покидаю дом посредством трубы и держу при этом под мышкой каминную решетку, мои домашние решили, что у меня есть что-то на уме. В общем, так оно и есть. Друг мой, я женюсь".

Конечно, Честертон подшучивал над самим собой, но он и на самом деле славился своей рассеянностью. Он много ездил по Англии с лекциями и очень часто забывал, где находится или куда направляется. Поэтому его жена ничуть не удивилась, получив от него однажды телеграмму: "Нахожусь в Маркет-Харборо. Где мне надо быть? Ее ответ был: "Дома". Позже она рассказывала биографу Честертона, что "проще было вернуть его домой и снова отправить куда следовало".

Под стать его незаурядной личности позже оказались и его физические пропорции. Говорят, что он весил более трехсот фунтов и любил пальто с большими пелеринами, благодаря которым выглядел еще внушительнее. Есть известная история о том, как он встретил на улице своего приятеля Дж. Б. Шоу и заметил: "Говорят, в стране был голод". На что Шоу спокойно ответил: "Да, и теперь я понимаю, кто – тому виной".

Один из лучших портретов Честертона принадлежит кисти Патрика Брейбрука, родственника GKC и частого гостя в его доме. В маленькой биографической книжке "Гилберт Кейт Честертон" Брейбрук пишет больше о литературной репутации Честертона, но ближе к концу в книге есть глава под названием "Мистер Честертон у себя дома". В этой главе можно найти очаровательные зарисовки о знаменитом писателе, созданные человеком, который был с ним близко знаком.

Когда я познакомился с Честертоном, он жил в квартире на Баттерси. Жители этого района начинали понимать, что среди них появился великий человек, и постепенно привыкли видеть сутулую фигуру в романтическом плаще, подзывавшую кеб и отправлявшуюся на Флит-стрит.

На Флит-стрит, где находятся офисы большинства британских газет, он ездил потому, что в те дни, когда, по выражению Брейбрука, "он начинал быть знаменит", он работал журналистом. Позже после свадьбы, Честертон и Френсис обосновались в английской деревушке Беконсфилд. Брейбрук часто бывал у них.

Если бы мне надо было назвать одно отличительное свойство Честертона, я бы сказал, что он всегда был искренне рад вас видеть. Многие люди говорят, что рады вас видеть, однако при этом вас не покидает чувство, что они обрадовались бы куда больше, если бы вы ушли. Но Честертон не из таких; он обладает счастливым даром дать вам почувствовать, что он рад вашему появлению в доме...

Я часто, очень часто сидел за его столом. Он говорит не умолкая. Нет такой темы, о которой он не мог бы сказать чего-либо стоящего. У него удивительная память; он может цитировать одного поэта за другим или сочинить стихотворение о любом предмете на столе.

Особенно много мистер Брейбрук пишет о склонности Честер тона к искусству; интерес, заставивший молодого человека пожертвовать традиционным университетом ради художественной школы, так его и не оставлял.

Честертон – невероятно умный художник. Человеку, который бережет свои книги, я настоятельно посоветовал бы не одалживать их Честертону. Нет, он не станет резать страницы, не оставит книгу на солнце, не подпалит у огня – он ее просто изрисует. Я нередко просматривал имевшиеся у него в доме книги и почти во всех находил наброски.

Зная, что читателей всегда интересует процесс работы писателя, мистер Брейбрук позволяет нам заглянуть в повседневную жизнь Честертона.

Работает Честертон почти всегда в маленьком кабинете, святилище, где громоздятся бесчисленные манускрипты. То, сколько работы он проделывает, достойно удивления. У него масса корреспонденции, он пишет статьи, готовит к печати книги и при всем при том находит время помогать местному театру и давать лекции во всех уголках от Оксфорда до Америки – а что может быть больше расстояния между этими двумя местами?

В конце этой краткой главы мистер Брейбрук описывает нам то, что увидел бы в доме Честертона любой гость.

Что сильнее всего запомнилось бы незнакомцу, случайно заглянувшему к Честертону? Я думаю, он был бы поражен невероятной добротой писателя; был бы потрясен его выдающейся памятью и глубокой начитанностью; был бы порадован интересом, с которым к нему отнесся бы Честертон.

Как должно было быть прекрасно гостить у человека, который мог сочинить стихотворение на любую возникшую за обедом тему, человека, который без колебаний садился на пол вместе с детьми и рисовал им картинки, человека, которого нетрудно было рассмешить и смех которого, по воспоминаниям его семейства "был похож на удар грома, который будит эхо по всей долине".

Вид такого жизнелюбивого человека очень приятен. Однако в Г.К. Честертоне таилось нечто большее, нежели остроумие, умение рисовать забавные картинки и сочинять экспромты. Это была глубочайшая натура, наделенная умением сопереживать и сильно развитым чувством социальной справедливости. Большинство произведений Честертона отражают его религиозные и политические взгляды и стремление реализовать соответствующие им социальные перемены. Даже в рассказах об отце Брауне, которые представляют собой лишь захватывающие загадки, он задается вопросами справедливости и морали.

В "Сапфировом кресте" Фламбо, потрясенный тем, что его вычислил не полицейский, а священник, презрительно обзывает его "простаком-холостяком". Мало кто из читателей Честертона тех времен знал историю, стоявшую за этими словами.

За шесть лет до того, как был написан рассказ об отце Брауне, Честертона пригласили прочесть лекцию (популярное мероприятие дотелевизионной эры) в Йоркшире, после которой один из его друзей пригласил его к себе на обед в качестве почетного гостя. На этом обеде он, как сам потом писал, "совершенно случайно" познакомился с отцом Джоном О'Коннором, местным католическим священником. На следующее утро они вместе отправились прогуляться по вересковым пустошам и, по словам Честертона, после нескольких часов разговора на пустошах я приобрел нового друга, которого и представил моим старым друзьям после возвращения".

Вскоре после этого друзья вновь занялись любимым времяпрепровождением – вместе гуляли и обсуждали самые разные вещи - когда Честертон случайно упомянул затеянный им новый проект, связанный с "достаточно нелицеприятными темами порока и преступления". К величайшему удивлению Честертона, отец О'Коннор заметил что он неверно описывает эти порочные явления. "Было очень любопытно, – вспоминал потом Честертон, – обнаружить, что спокойный и мягкий холостяк проник в эту бездну куда глубже меня. Я и подумать не мог, что в мире существуют такие ужасы".

Вернувшись в дом, где они гостили, они встретили там двух молодых студентов из Кембриджа и завязали с ними беседу. Речь заходила то о музыке, то о пейзаже, а потом разговор "вылился в дискуссию о вещах больше философских и моральных". Через какое-то время отец О'Коннор вышел, и один из студентов отпустил замечание о людях, которые "запрутся где-нибудь в монастыре и ничегошеньки не знают о настоящем зле, которое существует в мире".

Честертон описывает, что произошло дальше.

"Я все еще дрожал, вспоминая ужасающие реальные факты, о которых рассказывал мне священник, и в этом замечании увидел такую невероятную и великолепную насмешку, что едва не расхохотался хрипло и во весь голос прямо в гостиной. Ведь я прекрасно знал, что... эти два джентльмена из Кембриджа (к своему счастью) знали о настоящем зле столько же, сколько два младенца в коляске.

И тут у меня забрезжила идея использовать это комическое и одновременно трагическое совпадение в художественных целях; создать комедию, в которой священник, казалось бы, не знает ничего, а на самом деле разбирается в преступлениях лучше самих преступников".

Именно тогда, по словам Честертона мне впервые пришла мысль об этой детективной комедии".

В своем творчестве Честертон нередко пользовался для выражения своих мыслей парадоксами – утверждениями, которые, казалось бы, противоречат здравому смыслу, однако оказываются истинными и важными, зачастую из-за противоречивой натуры. Сегодняшние литературные критики и историки называют Честертона "мастером парадокса".

Хорошим примером тому может служить то, как он сам описывал отца Брауна:

"Отличительное свойство отца Брауна – это то, что у него нет никаких отличительных свойств. Суть его в том, что он кажется человеком без сути; можно даже сказать, что самая яркая его примета -неприметность. Его простецкая внешность должна контрастировать с неожиданной внимательностью и умом; и вот потому-то я и сделал его неаккуратным и бесформенным, его лицо – круглыми и невыразительным, его поведение – неловким и так далее".

Однако, защищая своего друга, Честертон сразу же замечает, что отец Браун походил на отца О'Коннора только "внутренними интеллектуальными качествами"; прототип героя в реальной жизни был "не неряшливым, но вполне опрятным; не неуклюжим, но очень изящным и проворным".

"Я дерзко осмелился взять моего друга и обойтись с ним не слишком деликатно, – добавляет Честертон, – сделать бесформенными его шляпу и зонт, неряшливой – его одежду, измять его интеллигентное лицо, превратив его в глупое подобие пудинга, и, в конце концов, нарядить отца О'Коннора отцом Брауном. Как я уже сказал, эта маскировка была важной частью дела, ибо должна была подчеркнуть контраст, на котором и держалась комедия".

Было бы интересно поразмыслить, почему Честертон называл свои детективные истории комедиями. Возможно, из-за самоуничижительной манеры говорить о себе и своей работе; однажды он назвал рассказы об отце Брауне "бесконечным сказочным сериалом, которым я терзаю мир". Я думаю, что он использовал это слово в шекспирианском или в греческом смысле, подразумевая, что это не трагедия. Но не будем отвлекаться. Для нас гораздо важнее уловить контраст между внешним видом и внутренней силой, которые автор выбрал чтобы подкрепить свою мысль – "простак-холостяк разбирается в мире и в людях, его населяющих лучше, чем те кто занимается этим профессионально".

Честертон большой любитель детективов, всегда носивший одну-две книжки в кармане своего плаща, почти неизбежно должен был сам заняться их написанием. Собственно говоря, еще до знакомства с отцом О'Коннором он написал несколько детективных рассказов, большая часть которых остается незамеченной на фоне блистательных рассказов об отце Брауне.

Хотя в рассказах и звучат постоянно идеи самого Честертона о морали и социальной справедливости, автор никогда не скрывал того, что писал эти рассказы в основном ради денег. Как прежде Конан Дойл, он торопливо штамповал истории в ответ на мольбы издателей журналов, а на гонорары финансировал собственную политическую газету C.K.'s Weekly. Это было несомненным свидетельством величайшего таланта Честертона-писателя – ведь даже такая поставленная на поток халтура, как мы сказали бы сейчас, отличалась столь высоким качеством.

Рассказы об отце Брауне Честертон писал в течение трех десятилетий, с 1910 по 1935 годы. Выходили они один за другим в различных популярных изданиях тех лет. Позже из них были сформированы пять сборников: "Неведение отца Брауна" (1911), "Мудрость отца Брауна" (1914), "Неверие отца Брауна" (1926) 'Тайна отца Брауна" (1927) и "Скандальное происшествие с отцом Брауном" (1935). За этот период детективный жанр окончательно оформился, стал таким, каким мы знаем его сегодня, и обрел традиционные формы – и все это не в последнюю очередь благодаря Г.К. Честертону.

Еще при жизни Честертон оказал огромное общепризнанное влияние на британскую детективную литературу. Когда в 1928 году Энтони Беркли основал свой "Детективный клуб", именно Честертон, а не Конан Дойл, стал его первым президентом и оставался на этом посту до самой своей смерти.

Как мы помним, Честертон был хорошо известен как литературный критик, так что неудивительно, что он имел четкое представление о том, как должна выглядеть хорошая детективная проза. Именно он категорически настаивал на том, что автор детектива должен быть честен с читателем, а не водить его за нос, и что туманность не украшает хороший сюжет. В эссе 1925 года, названном "Как написать детектив", он настаивает:

"Первый и главный принцип: цель детективного произведения – ясность, а не тьма. История пишется ради того мига, когда читатель, наконец, понимает все, а не ради массы предварительных моментов, когда он ничего не понимает. Большинство плохих детективов плохи потому, что именно здесь дают слабину. Авторы почему-то убеждены, что их задача – поставить читателя в тупик, и если это удастся, разочарование читателя уже никакой роли не играет.

Второй важный принцип заключается в том, что суть детективного романа не в сложности, а в простоте. Секрет может казаться сложным, но он должен быть прост; это один из признаков хорошего детектива. Писатель нужен, чтобы объяснить загадку; но не нужно, чтобы ему приходилось объяснять объяснение. Объяснение должно быть исчерпывающим".

Еще в 1901 году задолго до появления рассказов об отце Брауне Честертон решительно защищал детективную литературу от своих современников из писательских кругов, считавших этот жанр не стоящим внимания. В эссе, озаглавленном "В защиту детектива" он пространно излагает два основных аспекта, касающихся ценности этой разновидности популярной литературы. Во-первых, тайна поэтизирует обыденные события. Поклонник детективов и поэт, Честертон пишет, что детективная литература – это "доставляющее удовольствие средство выражения, благодаря которому любой предмет из обыденной жизни может стать важнейшей уликой преступления, а самая обычная фраза – проникновением в мышление убийцы". Во-вторых, утверждает он, герой детективного произведения, в одиночку, от имени всех людей пускающийся на поиски истины, символизирует "идеал благопристойности и добра". Таким образом, детектив является "агентом социальной справедливости, оригинальной и поэтической фигурой". Детективный жанр, заключает Честертон, включает в себя как поэзию повседневности, так и упоительное одиночество стража закона".

Хотя отец Браун практически ни в чем не похож на Шерлока Холмса, Честертон все же уважал Конан Дойла и нередко заявлял об этом публично, как в эссе, так и в собственных детективных рассказах. Вот один говорящий пример: в собрании эссе, изданных в сборнике "О писателях". Честертон выражает свои взгляды на многих виднейших писателей, от Шекспира, Шелли и Ибсена до Оскара Уайльда и Марка Твена. И среди них мы находим два кратких эссе о Шерлоке Холмсе – вымышленном персонаже.

Временами Честертон слегка подшучивает над Конан Дойлом. В раннем, еще в "добрауновского" периода рассказе, детектив рассуждает: "Как факты заслоняют правду! Возможно, я просто глуп – собственно говоря, я просто безумец – но я никогда не мог поверить в этого человека – ну, как его, в этих замечательных рассказах? – в Шерлока Холмса. Каждая мелочь на что-то указывает, да, но в целом они указывают не туда. Мне кажется факты указывают во все стороны, как тысячи ветвей на дереве".

В то же время Честертон достаточно свободно выражает ему свое уважение. В "Тени акулы" (еще одном рассказе "добрауновского" периода) он ссылается на "последние рассказы о Шерлоке Холмсе. Следя за его захватывающими расследованиями мы не в состоянии выразить свою благодарность их остроумному автору".

Шутливые, однако исполненные симпатии упоминания Шерлока встречаются и в некоторых рассказах об отце Брауне. Из наиболее интригующих можно вспомнить беседу отставного полицейского детектива и любителя, интересующегося сыском.

Наша профессия – единственная [говорит полицейский детектив], в которой считается, что специалист всегда ошибается. Взять хотя бы выдуманных Шерлока Холмса и Лестрейда, полицейского детектива. Шерлок Холмс, между прочим, способен угадать иностранца в переходящем улицу незнакомце, просто подметив, что тот вначале смотрит налево, а не направо. Я готов признать, что Холмс мог об этом догадаться. Я почти уверен, что Лестрейд ничего подобного не заметил бы. Но факт остается фактом, полицейский, который не способен был догадаться, вполне вероятно мог знать... просто потому, что его отдел обязан следить за всеми иностранцами

• • •

Всего Честертон написал пятьдесят три рассказа об отце Брауне От их чтения, как от чтения любой хорошей литературы, получаешь удовольствие и пользу; они внушают нам новые идеи и вместе с тем дарят истинное наслаждение. Я отчасти жалею, что не могу пересказать вам их все, разумеется, это невозможно. Но еще о не скольких я все же расскажу – о тех, в которых особенно ярко про является тот или иной уникальный навык отца Брауна Для начала давайте ненадолго прервемся и посмотрим, какие качества коротышка-священник демонстрирует во всех этих рассказах

Отца Брауна интересует в первую очередь мир духовный, но это не значит, что он слеп к преходящим вещам. Рассказ за рассказом он обнаруживает материальные свидетельства, ускользнувшие от внимания полиции. Он без колебаний становится на четвереньки, чтобы исследовать травинки или ворсинки ковра; он быстро обнаруживает свидетельство того, что человек, найденный мертвым на берегу реки, был убит где-то в другом месте; и наконец, по столбику пепла от сигары он может определить, сколько времени ее курили. Он ничуть не хуже Шерлока Холмса может тщательно, педантично исследовать место преступления; просто он делает это менее заметно.

К такому внимательному изучению физической части преступления отец Браун добавляет умение разбираться в человеческом поведении, обретенное им за годы выслушивания исповедей. Такое сопереживание и понимание человеческой природы, чувство единства с другим человеком позволяет ему проникнуть в ум и сердце преступника, встать на его место и тем самым определить, кто же совершил преступление. "Как человек может видеть петляющий путь улитки, говорит он – так и я могу видеть петляющий путь человека".

Эта способность позволяет ему не только выяснять, кто вино вен в совершении преступления, но и избавлять от наказания не виновного. Наблюдая за человеком, он может предсказать его действия; точно так же он может понять характер человека, опираясь на материальные улики, оставшиеся на месте преступления. А по тому он прекрасно видит, когда имеющиеся факты не соответствуют характеру человека, обвиняемого в преступлении.

К двум этим разновидностям наблюдения – материальные доказательства плюс проникновение в сердце и разум преступника – отец Браун добавляет третье измерение. За неимением лучшего назовем это интуицией – это инстинктивное чувство уверенности в том, что нечто противоречит здравому смыслу. Оно берет начало из глубокого знания мира и человеческих поступков, из духовной мудрости и сильнопереживаемого чувства добра и зла.

Уединенно работая в маленькой комнатушке привилегированного клубного ресторана, отец Браун слышит в коридоре шаги двух разных типов, "и на мгновение он почуял зло, как собака чует крысу". Происходит что-то странное, но что именно? Когда спешно уходящий член клуба по ошибке принимает отца Брауна за гардеробщика, его ответ порожден вспышкой интуиции. "В этот миг он потерял голову. Голова всегда служила ему лучше всего, когда он ее терял. В такие моменты, складывая два и два, он получал четыре миллиона".

В окне ограбленного дома видят призрачное лицо; в саду находят труп с фальшивой бородой. Это разные люди или один и тот же человек? Внезапно отец Браун видит ответ. "Чем больше я об этом думал, тем сильнее чувствовал, что есть нечто забавное в этом совершенно новом наряде. А потом ум мой нащупал истину, которую я уже осознал инстинктивно".

Сводя все нити воедино – материальные улики, взгляд в сердце и разум преступника плюс собственная интуиция, – отец Браун безошибочно находит правду, и зачастую она оказывается основана на альтернативном объяснении, которое не было заметно с первого взгляда. Как однажды насмешливо заметил сам отец Браун, другой конец всегда показывает в другую сторону. Тут главное взять палку с правильной стороны".

Он видит эти альтернативные объяснения, потому что он готов к ним, потому что берется за загадку, открыв глаза и ум. Полицейские, расследующие исчезновение шотландского аристократа, оказываются в тупике, поскольку улики представляют собой странную смесь бесполезных фактов. "Правда нам известна, – спокойно замечает отец Браун, – и эта правда бессмысленна". Однако, поглядев на путаницу странных фактов с другой точки зрения, он улавливает объединяющую их нить.

Гостя вместе со своим другом Фламбо в экзотическом поместье, отец Браун не может избавиться от чувства, что здесь все обстоит не так, как кажется "Мы находимся на изнаночной стороне гобелена. То, что происходит здесь, кажется бессмысленным; смысл оно обретает где-то еще. Где-нибудь в другом месте возмездие падет на настоящего преступника. Здесь оно настигает невиновного".

Мы знакомы со следователями из полиции, которые превосходно собирают улики, но частенько не умеют истолковать их; мы знакомы с такими легендарными детективами, как Дюпен и Холмс, тщательно собиравшими факты и анализировавшими их с помощью великолепной логики. Отец Браун добавляет к этому еще один элемент: он разгадывает тайны с помощью "морального рассуждения" – ясного мышления вкупе с состраданием. Как выразился один из современных почитателей Честертона, "Шерлок Холмс борется с преступниками, а отец Браун – с дьяволом".

Он стремится не посадить преступника в тюрьму а привести его к раскаянию. В некоторых рассказах Честертона (например, "Неправильный контур" или "Молот Господень") преступник сам сознается в содеянном. Благодаря небывалой проницательности, отец Браун догадывается, кто пытается украсть из клуба драгоценное столовое серебро, но вместо того, чтобы сдать вора властям он убеждает его отказаться от преступной жизни.

Иногда священник, памятуя о справедливости, просто позволяет убийце бежать и возлагает надежды на человеческую совесть и Божью милость. Это его отношение особенно хорошо видно в рассказе под названием "Око Аполлона". Преступник собирается бежать, и Фламбо, вставший на сторону закона, спрашивает: "Остановить его?" "Нет, – отвечает отец Браун со странным глубоким вздохом, словно исходящим из глубин вселенной. – Пусть идет. Пусть идет Каин, ибо он принадлежит Господу".

Думаю, мы не ошибемся, если, собрав эти яркие качества отца Брауна воедино, назовем их одним словом: мудрость.

Последним упомяну еще одно свойство, которое не имеет отношения к ведению расследований и копировать которое нет нужды, – но тут я просто не могу устоять; Честертон поделился с отцом Брауном своим великолепным чувством юмора. Примеров много, но я приведу лишь два: следователь арестовывает мужчину в убеждении, что это беглый преступник, который украл у караульного патроны и подозревается в подготовке покушения на жизнь местного миллионера. "Великолепный образчик быстрого умозаключения, – сказал отец Браун, – но есть ли у него ружье? Говорят, без ружья от пули толку немного". Человека находят мертвым в его собственном саду, и тайну убийства разгадывает тот из множества расследователей, кто входит в дом обычным путем. "Я вошел в парадную дверь, – объяснил отец Браун. – В общем-то, обычно я именно так и вхожу".

Еще одним примером может послужить рассказ, вся соль которого скрыта в названии "Отсутствие мистера Кана". Некая девушка влюблена в постояльца своей матери, однако опасается за его безопасность. Она слышала яростную ссору с опасным гостем по имени мистер Кан и возгласы своего любимого: "Так, мистер Кан" и "Нет, мистер Кан". Не сумев открыть дверь, она ухитряется заглянуть в комнату через окно и видит любимого лежащим в углу. Срочно требуется помощь отца Брауна. Дверь взломана, в комнате видны признаки жестокой схватки, страшная шпага и перепуганный молодой человек, связанный веревками.

Штука тут вот в чем молодой человек учился делать фокусы в том числе глотать шпагу и выпутываться из веревок. А как же загадочный и грозный мистер Кан? Он никогда не существовал. Юноша учился жонглировать стеклянными стаканами и частенько приговаривал "Раз-два-три – нет, мимо стакан!"

РУКОВОДСТВО ПО ИНВЕСТИРОВАНИЮ ОТ ОТЦА БРАУНА

Отец Браун был священнослужителем а значит как можно догадаться, не отличался сребролюбием Однако, как будет подробно объяснено в следующей главе, многие из навыков отца Брауна вполне можно превратить в советы по разумному инвестированию

1. Тщательно рассмотрите все обстоятельства сделайте все необходимое, чтобы собрать все улики.

2. Учитесь лучше понимать неосязаемое.

3. С помощью материальных и нематериальных улик разберитесь в потенциальном объекте инвестирования так, чтобы с чистой совестью говорить, что вы знаете его досконально.

4. Доверяйте своему чутью Интуиция – вещь бесценная!

5. Всегда будьте готовы к тому, что может произойти что-то еще, что на самом деле будет не тем, чем кажется; помните что истина может скрываться очень глубоко.

Как вы увидите в главе 7, достаточно своеобразный подход отца Брауна к загадке может научить инвесторов кое-каким важным вещам. Основные составляющие его методов уже были описаны выше, в предыдущем абзаце и в более подробном пересказе "Сапфирового креста" в начале главы. А сейчас я хотел бы чуть больше углубиться в методы отца Брауна, пересказав вам в основных чертах три рассказа о нем. Должен признаться, что удовольствие от чтения пересказа значительно уступает удовольствию от рассказа но, возможно, это заставит вас прочесть оригинал.

Одна из особенностей мышления отца Брауна особенно важная для инвесторов, – это знание того, что "вещи не всегда таковы, какими кажутся". Каким-то образом отцу Брауну всегда удается отыскать верное объяснение случившемуся, даже если оно противоречит тому как ситуация выглядит вначале или даже наиболее очевидным фактам. Чтобы лучше понять, как он ухитряется находить альтернативные объяснения там, где другие идут по неверному пути расскажу вам о летучей рыбе.

Очень богатый человек по имени Перегрин Смарт (Честертон обожал давать своим персонажам вычурные имена) направо и налево хвастается своими золотыми рыбками – на самом деле это безделушки в форме рыбок, сделанные из чистого золота и хранящиеся в прекрасной чаше венецианского стекла. Все друзья и работники мистера Смарта советуют ему быть осторожнее, не рассказывать о своем сокровище и хранить его в безопасном месте однако он остается глух к советам. Каждый вечер он относит чашу с золотыми рыбками в комнатушку подле своей спальни и спит с пистолетом под подушкой.

Покидая дом по делам, мистер Смарт попросил своего личного секретаря и главного клерка из своего офиса поспать у него в спальне и постеречь сокровище. Ночью секретарь просыпается от звуков музыки и видит, что клерк уже проснулся, стоит на балконе и кричит что-то о том, что на улице мошенник. Клерк бежит вниз оставив секретаря на балконе, и находит возле дома босого незнакомца, по-бедуински укутанного в ткань с головы до ног и играющего на необычном струнном инструменте "У меня есть право на золотых рыбок, – говорит незнакомец, – и они ко мне придут". Тут он выкрикивает команду и извлекает из инструмента резкий звук. Услышав необычные звуки, доносящиеся из комнаты, где хранятся золотые рыбки, секретарь заглядывает в нее и видит, что разбитая чаша лежит на полу, а рыбки исчезли.

Вызванные полицейские берутся за дело. Тщательно все осмотрев, инспектор понимает, что он "все исследовал, все измерил, записал показания всех участников, взял у них отпечатки пальцев и в результате оказался перед фактом, которому не мог поверить. Араб из пустыни пришел по проезжей дороге и остановился напротив дома, где хранилась чаша с искусственными золотыми рыбками затем он не то спел, не го прочел небольшое стихотворение, и чаша разлетелась на куски, а рыбки растаяли в воздухе.

Сосед-ученый быстро выясняет, что чаша раскололась от пронзительного резкого звука, изданного странной скрипкой. Но куда же подевались рыбки? И тут на сцену выходит отец Браун.

По просьбе инспектора отец Браун тщательно осматривает дом. Он сразу же замечает, что в мягкой красной глине перед домом Смарта и перед соседскими домами нет никаких следов, а значит, соседей можно не подозревать – говоря на современном языке, он выясняет, что все произошло в пределах помещения. Он также замечает, что засов, запирающий входную дверь, издает шум только когда его запирают, а открывается он беззвучно. Это свидетельство гения отца Брауна, который не упускает ни одной мельчайшей детали.

Затем он просит молодого секретаря еще на минуту выйти из дома. "Я хочу показать вам, как обстоит дело с другой точки зрения". Он имеет в виду и буквальный, и переносный смысл фразы: надо посмотреть с улицы вверх, на балкон, а на случившееся взглянуть по-новому.

Не стану выдавать секрет того, как странной песне незнакомца удалось заставить рыбок взлететь. Однако отец Браун понял, что произошло, и помог своему юному другу разобраться в этом, заставив его взглянуть на дело с другой точки зрения. Само собой, золотые рыбки не летают (а уж сделанные из золота тем более), поэтому здесь должен быть иной ответ, видимый только с другой точки зрения и только тем, кто хочет посмотреть на дело по-новому. Это очень полезно и инвесторам, и детективам.

• • •

Выше в этой же главе мы уже отмечали удивительную способность отца Брауна проникать в сознание преступника и таким образом определять виновного. Но как ему это удавалось? В "Тайне отца Брауна" он дает объяснение после того, как не отличающийся особой впечатлительностью заурядный американец пытается добиться от него рассказа, каким образом отец Браун раскрывал знаменитые убийства, когда полиция ничего не могла поделать. Отец Браун старается уйти от вопроса, но, когда его собеседник говорит что священнику должно быть, помогает какая-то мистическая сила, тот тяжко вздыхает и говорит скучным голосом: "Ну что ж, я открою вам свой секрет".

Видите ли, всех их убил я. Поэтому я, разумеется знаю, как это было сделано.

Я очень тщательно планировал каждое преступление. Я внимательнейшим образом продумывал, как оно должно быть проделано, в каком состоянии человек способен его совершить и как оно будет выглядеть. И когда я ясно понимал, что мыслю в точности так же, как преступник, я, разумеется, мог понять, кто он такой".

Спорщик-американец весело говорит, что это просто фигура речи, но отец Браун отвечает ему очень сердито. "Вот чем кончаются разговоры о серьезных вещах... Я хочу сказать, что сам видел, как я собственной персоной совершаю убийство".

Упрямый американец пытается приплести науку сыска. Отец Браун вновь его прерывает. Он редко бывает так красноречив, как в этот миг.

Настоящая наука – великая вещь. Но что имеют в виду девять из десяти человек,... когда называют сыск наукой?.. Они подразумевают, что ученый смотрит на человека снаружи, изучая его, словно какое-нибудь огромное насекомое... А то, что вы называете секретом, – полная противоположность этому. Я стараюсь проникнуть внутрь.

Это нечто гораздо большее, верно? Я нахожусь внутри человека. Я все время внутри него, я отдаю приказы его рукам и ногам; но я жду, пока не пойму, что я оказался внутри убийцы, что я мыслю его мыслями, борюсь с его страстями, что я несу на себе бремя его ненависти, вижу мир его налитыми кровью бегающими глазами, гляжу сквозь пелену его полубезумного сознания и вместе с ним ищу самый короткий и прямой путь к луже крови. Я жду, пока не стану убийцей.

Такое глубинное проникновение в сознание другого человека помогает отцу Брауну понять, что перед ним преступник. Точно так же глубокое знание компании поможет инвесторам определить дает ли она хорошие или сомнительные возможности для инвестирования. Подробнее об этом – в следующей главе.

Последний рассказ, и я отошлю вас читать Честертона самостоятельно. В этой главе невозможно не упомянуть рассказ "Три орудия смерти", поскольку в нем можно найти несколько черт характера, которым мы стремимся подражать: хорошие навыки сыска, понимание человеческой природы, интуиция и знание того, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.

Убит известный в местных кругах человек. Его тело, со следами многих переломов, было найдено неподалеку от железнодорожной насыпи; на ноге у него обрывок веревки, череп размозжен, но орудие убийства не обнаружено. Призванный на место преступления отец Браун считает, что несчастного выбросили из высоко расположенного окна, из которого до сих пор свисает другой обрывок той же веревки. Слуга, первым обнаруживший тело, видел также, как дочь убитого пряталась на чердаке, сжимая в руке нож.

На чердаке полиция сразу же находит следы схватки, а на полу валяется револьвер, из которого недавно стреляли. Секретарь убитого, использующий чердак в качестве рабочего кабинета и являющийся хозяином револьвера и веревки, утверждает, что он убил несчастного в приступе пьяного гнева, и в качестве доказательства демонстрирует полупустую бутылку виски.

Тем временем отец Браун опустился на четвереньки у ковра в дверном проеме, словно творя какую-то святотатственную молитву. Он тихо обращает внимание полицейских на то, что поначалу у них не имелось ни единого орудия убийства, зато теперь есть целых три: "нож, которым можно нанести удар, веревка, которой можно удушить, и пистолет, из которого можно застрелить, а в итоге человек ломает шею, выпав из окна!"

Оставаясь на полу, отец Браун продолжает говорить, демонстрируя четкую логику, которую одобрил бы сам Шерлок Холмс. Перед нами три невозможных обстоятельства. Во-первых, эти дыры в ковре в местах, куда были всажены шесть пуль. Кому могло прийти в голову стрелять в ковер? Пьяный палит в голову врагу, ухмыляющемуся ему в лицо. Он не станет хватать врага за ноги или вести осаду его домашних туфель. А тут еще эта веревка... В каком немыслимом бреду человек будет захлестывать ею шею врага, а в результате захлестнет его ногу? И самое главное, эта бутылка от виски... Мне ужасно жаль, сэр, но ваша история никуда не годится.

Благодаря этому интуитивному чувству, которое окружающим кажется какой-то магией, отец Браун догадывается, о чем на самом деле говорит бутылка от виски. Покойник, при жизни известный добродушием и веселым нравом, на самом деле находился в депрессии и пристрастился к выпивке. Отец Браун допускает такую возможность, потому что знает человеческую природу и помнит, что веселость зачастую бывает напускной "Веселость без веселья, – говорит он, – вещь мучительная".

Когда отец Браун напоминает молодому полицейскому о том, что остальные домочадцы не были веселыми людьми, он видит, как 'в окне сознания [полицейского] забрезжил свет удивления, в котором человек словно впервые видит давно ему известные вещи. Под руководством отца Брауна полисмен начинает развивать собственное интуитивное понимание человеческой природы.

Отец Браун может извлечь из человека правду. Оставив полицию в стороне, он говорит с секретарем и с дочерью покойного.

Только тогда противоречивые улики обретают смысл. Убитый вовсе не был убит – он совершил самоубийство. Секретарь пытался помешать ему застрелиться и выпустил все шесть пуль в пол, а потом связал хозяина веревкой, чтобы не дать ему выпрыгнуть из окна. В этот миг в комнату вбежала дочь, привлеченная выстрелами; решив, что секретарь пытается задушить ее отца, она схватила нож и разрезала веревку, и ее отец выбросился из окна навстречу смерти, которую искал.

Отец Браун известен современному читателю не так хорошо, как Шерлок Холмс, а популярность Честертона сегодня уступает полулярности Эдгара Аллана По. На мой взгляд, это сущее безобразие, потому что рассказы Честертона написаны прекрасным языком и отличаются умным сюжетом, запоминающимися диалогами и прекрасными описаниями. А кроме того, в них не случайно встречаются мысли, имеющие огромную ценность для сегодняшних инвесторов.

Будь у меня достаточно места, я поддался бы искушению и пересказал бы здесь все пятьдесят три рассказа об отце Брауне, ибо все они прекрасны и стоят вашего внимания. Но вместо этого я призываю вас прочесть их самостоятельно, наслаждаясь жизненными уроками, которые преподает нам отец Браун, и мастерским стилем его талантливого создателя.

Содержание

Далее