План и предвидение (к вопросу о методах составления перспективных планов развития народного хозяйства и сельского хозяйства в частности)

1

Наше время проходит под знаком внедрения планового начала в ход хозяйственной жизни страны. Лозунг построения хозяйства на плановых началах является одним из важнейших лозунгов наших дней. Он дал сильный толчок к построению планов развития народного хозяйства в целом и по отдельным его отраслям. Вот уже несколько лет после революции в стране идет интенсивная работа над построением планов. Ежегодно строятся операционные планы на год, строятся перспективные планы на 3-5 и более лет. Сейчас строится генеральный план на 10-15 лет. Работа над различными планами идет в губерниях, идет в областях, идет в республиках, идет по ведомствам и в Госпланах. Пишутся и печатаются объемистые тома планов развития народного хозяйства и различных отраслей его по союзу, республикам и районам. Так, например, напечатанный перспективный план развития сельского хозяйства Сибирского края содержит 792 с., план развития сельского хозяйства Томской губернии – 718, сельского хозяйства Северного Кавказа – 1877 с. Вышедшие "Пятилетние гипотезы" только по 26 отраслям промышленности дают свыше 3000 стр. Можно без преувеличения сказать, что многие сотни работников заняты "творчеством" планов.

Само собою ясно, что такое увлечение построением планов еще совершенно не гарантирует осуществления планового начала в действительной хозяйственной жизни. Это массовое увлечение построением планов не гарантирует даже и того, что составляемые планы доброкачественны или достаточно доброкачественны, что в этой области работы положение благополучно, что планы действительно помогают в работе по регулированию хозяйственной жизни или помогают в той мере, в какой это было бы необходимо. Практика составления планов порождает в этом отношении немало сомнений. Достаточно отметить, что в различных органах, ведомствах и республиках планы составляются на различные несогласованные сроки и различными методами; что планы развития одной и той же отрасли (например, сельского хозяйства) составляются одновременно в различных ведомствах и причем на различные сроки, различными приемами, давая различные выводы; что планы составляются и почти немедленно пересматриваются, часто не получая далее должного утверждения, и т.д. Конечно, нельзя забывать, что дело составления планов – дело новое. В таком деле ошибки неизбежны, особенно в первое время. Но все же современное состояние работы над планами, призванной помочь преодолению и реорганизации стихийно хозяйственных процессов жизни на новых рациональных началах, производит то неотразимое впечатление, что нас захлестывает своего рода "стихия самой плановой работы", что некоторая и, возможно, значительная часть плановой работы страны проходит без достаточного и, может быть, без всякого эффекта. Совершенно бесспорно поэтому, что сама плановая работа требует планового упорядочения.

Она требует упорядочения организационного. Не в меньшей, если не в большей степени она требует усовершенствования со стороны самих методов построения планов.

В данной статье мы совершенно или почти совершенно не касаемся организационных вопросов. В ней мы хотели бы, учитывая уже накопившийся опыт предыдущего времени, остановиться на вопросах методов построения планов. При этом мы не имеем в виду весь цикл вопросов методологии построения планов, а лишь некоторые из них. Мы подходим к вопросу о методах построения планов с той стороны, которая до сих пор оставалась почти совершенно в тени. Как будет показано ниже, планы будущего развития хозяйству имеют теснейшую связь с предвидением этого будущего. Но если это так, то очевидно, что методы построения планов должны быть в достаточной мере согласованы с возможностями такого предвидения. Мы и рассматриваем из вопросов методологии построения планов преимущественно те, решение которых связано с проблемой возможностей предвидения и пределов этих возможностей. Но именно эти вопросы, на наш взгляд, являются основными вопросами построения планов и направления всей плановой работы по надлежащему руслу. Для ясности и простоты мы ведем рассуждение применительно к построению перспективных планов. Но по существу наши положения имеют более широкое значение и mutatis mutandis, приложимы ко всем планам вообще.

Когда мы говорим о планомерном развитии народного хозяйства, то понимаем под этим такое развитие его, которое соответствует определенным задачам, поставленным руководящими органами экономической политики. Планомерное развитие народного хозяйства мы противополагаем поэтому стихийному, лишенному целевого руководства развитию его. Строго говоря, в истории нет и не было такого народного хозяйства, развитие которого совершалось бы без всякого воздействия со стороны органов экономической политики. Если взять народное хозяйство товарно-капиталистического строя, то и его развитие совершается при воздействии системы экономической политики, преследующей те или иные цели. Однако это не значит, что роль планового начала у нас и в капиталистических странах одна и та же. Она различна и притом не только количественно, но и качественно. Воздействие государства на ход хозяйственной жизни при частнокапиталистическом строе ограничивается относительно узкими сферами хозяйства и, как правило, имеет косвенный характер. Государство воздействует на народное хозяйство через таможенную и тарифную политику, через законодательство о союзах предпринимателей, о продолжительности рабочего дня и т.д. Системой таких мероприятий государство стремится поставить ограничения или, наоборот, способствовать развитию тех или иных отраслей хозяйства, тех или иных форм его организации и т.п. Но при этом государство, обычно за небольшими исключениями (в некоторых странах железные дороги и другие предприятия ), не является непосредственным руководителем хозяйства; оно предоставляет самому хозяйствующему населению учесть существующие условия, в том числе и условия, создаваемые упомянутой системой мероприятий, и, приспособляясь к этим условиям, автономно руководить своими частными хозяйственными предприятиями.

Иную картину наблюдаем мы у нас. Государство сосредоточило в своих руках почти всю промышленность и транспорт, почти всю кредитную систему и значительную часть торговли. При таких условиях в отношении этих областей хозяйственной жизни (сектор государственного хозяйства) роль государства сводится не только к косвенному воздействию на них при помощи тех или иных мероприятий, но и к непосредственному руководству ими. Наше государство выступает не только в роли силы, воздействующей на них со стороны, но в основе и в роли их хозяина и руководителя. Мы говорим – в основе и вот почему. После установления нэпа государственные предприятия существуют на хозяйственном расчете и связаны как между собой, так и с частными предприятиями через рынок. Государство предоставило своим предприятиям известную долю хозяйственно-оперативной автономии. Но все же в конечном счете основные нити руководства работой государственных предприятий объединены в руках центральных органов экономической политики. При этих условиях естественно, что в указанных отраслях наши хозяйственные планы являются не только планами воздействия, но в значительной мере и планами руководства этими областями хозяйства.

Выставленное положение целиком верно в отношении почти всей промышленности, транспорта, кредита, значительной части торговли. В несколько меньшей степени оно имеет силу в отношении к общественно-кооперативным предприятиям. Но оно существенно и в отношении к сельскому хозяйству, а также в отношении к существующим частным, промышленным, торговым и кредитным предприятиям. Здесь государство уже выступает не в роли непосредственного хозяина-руководителя, а лишь в роли регулирующей и воздействующей силы. Поэтому здесь и планы являются прежде всего планами воздействия, а не планами непосредственного руководства.

Отсюда, если положение государства у нас в отношении планирования сектора государственного хозяйства, можно сказать, принципиально иное по сравнению с положением, которое государство занимает в капиталистических странах, то, наоборот, в отношении планирования сельского хозяйства и частных торгово-промышленных и других предприятий положение государства у нас уже гораздо более близко с положением его в капиталистических странах. Более близко, но все же не тождественно. И в отношении планирования сельского хозяйства и других областей частного хозяйства положение государства у нас, несмотря на сходство с положением его в капиталистических странах, все же существенно отлично. Различие это лежит в том, что, имея в своих руках землю, преобладающую часть промышленности, транспорта, кредитной системы и значительную часть торговой сети, государство в наших условиях располагает значительно большими возможностями воздействия на сферу частного хозяйства, чем это есть в капиталистических странах.

Таким образом, хотя исторически и не существует такого народного хозяйства, которое развивалось бы вне всякого воздействия со стороны государства, тем не менее условия и характер этого воздействия у нас и в капиталистических странах обладают глубокими отличиями. И если мы рассматриваем систему частнокапиталистического хозяйства как систему децентрализованную, построенную на принципах конкуренции (правда, всегда в той или иной мере ограниченной государством или частными монополистическими организациями), как систему, при которой рынок с его стихийными законами играет роль основного регулятора, то систему нашего хозяйства мы уже не можем характеризовать теми же чертами. С точки зрения основ строения она представляется более сложной. С одной стороны, она построена на основе децентрализации и на принципе конкуренции (сельское хозяйство, частная торговля и т.д.), с другой – она построена в основе на началах централизации и на принципе сознательного руководства со стороны органов государственной политики. Отсюда борьба двух начал в системе нашего хозяйства: стихийного и планового. Стихийное начало имеет свои корни в сфере конкурентно-рыночных отношений сектора частных хозяйств. Стихийное начало, далее, частью привносится в наше хозяйство, а частью усиливается в нем также тем, что мы находимся в окружении мирового рынка. Плановое начало базируется на основе централизации в руках государства значительной части орудий и средств промышленного производства, транспорта и т.д.

В силу того, что то и другое начало в нашем хозяйстве дано в достаточно резко выявленной форме, ни то, ни другое в отдельности не дано у нас в чистом виде. Поскольку у нас существует рынок, поскольку и предприятия государственного сектора одной стороной своей жизни втянуты в рыночные отношения и вынуждены считаться с рынком как с фактом, стихийное начало вторгается и в орбиту сектора хозяйства, находящегося под непосредственным руководством государства. Поскольку, наоборот, государство непосредственно руководит значительной областью хозяйственной жизни и благодаря этому располагает возможностями мощного воздействия на сферу частного хозяйства и на рынок, стихийное начало под влиянием этого воздействия дано у нас неизбежно в трансформированном виде.

Из предыдущего с достаточной определенностью вытекает, что планирование, планомерное руководство хозяйством или планомерное воздействие на него в наших условиях, по самому существу нашего социально-экономического режима есть его необходимое условие. Этим достаточно определяется его исключительно большое значение у нас. В таком случае ясно, что приобретает особо важное значение у нас и построение планов. Если более или менее крупный частный предприниматель, картель, трест и т.д. всегда имеет известный план ведения своего предприятия, если известный план воздействия на хозяйство имеет капиталистическое государство, то в наших условиях, как ясно из предыдущего, построение плана является одной из важнейших предпосылок управления хозяйством. Но если планы в наших условиях столь необходимы, то, очевидно, столь же необходимо и то, чтобы эти планы были удовлетворительными и реальными планами, планами, на которые было бы возможно опираться в руководстве народным хозяйством.

3

Что же такое план и из каких элементов он слагается? Очевидно, что логически план прежде всего содержит в себе ту систему перспектив, реализация которых имеется в виду органами регулирования хозяйства. Сюда относятся, например (в зависимости от того, с какой областью хозяйства мы имеем дело), перспективы в отношении роста продукции различных отраслей промышленности, перспективы повышения производительности труда, развития различных культур сельского хозяйства, изменения организационных типов сельского хозяйства, роста его товарности, кооперирования и т.д. Построение тех или иных перспектив является необходимым элементом всякого плана, будь то план развития промышленности или план развития сельского хозяйства. Всякий план содержит в себе ту или иную систему хозяйственных перспектив.

Но какие перспективы можно выдвинуть в тот или иной момент при построении плана и чем могут руководствоваться государственные органы, выдвигая те или иные перспективы? При построении перспектив возможны два пути, но приемлем из них только один. Первый путь – построение перспектив в зависимости исключительно от наших более или менее отдаленных социально-экономических целей. Этот путь неприемлем для построения планов. Сам по себе он не в состоянии привести к такой системе перспектив, которые реально осуществимы в течение интересующего нас в плане отрезка времени, которые могут быть, следовательно, руководящими указаниями реального плана. Наши отдаленные цели и устремления могут быть принципиально правильными. Однако, как таковые, они не укладываются в рамки того относительно короткого отрезка времени, на который составляется план. Но "человечество ставит себе только осуществимые задачи". И если мы строив реальные планы, то мы должны строить и осуществимые перспективы. Отсюда совершенно очевидно, что при построении перспектив в плане мы не можем руководиться только отдаленными общими целями. Совершенно очевидно, что мы должны иметь объективный критерий, руководясь которым было бы возможно сказать, что из наших отдаленных задач и в какой форме может быть реализовано в ближайший отрезок времени. Откуда же может быть взят этот критерий? Этот критерий мы можем почерпнуть только из анализа действительности, то есть из анализа положения хозяйства и возможностей его стихийного развития, с одной стороны, и из анализа имеющихся у нас объективных средств воздействия на этот стихийный ход развития в смысле направления его по желательному руслу – с другой.

Таким образом, те реальные перспективы, которые мы выдвигаем в планах, могут быть найдены и должны строиться на основе учета не только наших отдаленных целей, но и на основе анализа хода объективной действительности с учетом возможного влияния на него со стороны наших мероприятий. Следовательно, эти перспективы в принципе являются не простым выражением стихийно необходимого хода событий, но и не простым выражением только наших пожеланий и наших усилий. Они являются выражением желательных результатов хозяйственного строительства в рамках возможного.

Конечно, при построении перспектив желательные, целевые элементы в рамках возможного должны найти полное выражение. Но все же только в рамках возможного и не больше, ибо все, что оказалось сверх этой границы, оказалось бы в конце концов и нереальным, и ненужным, вредным для практики планирования. Так, когда мы строим перспективный план развития сельского хозяйства или промышленности, мы, конечно, должны нарисовать максимально возможные перспективы повышения производительности сельскохозяйственного труда, повышения товарности сельского хозяйства, роста его индустриализации, снижения себестоимости промышленной продукции и т.д. С чисто целевой точки зрения чем шире эти перспективы, тем лучше. Но было бы величайшим самозаблуждением строить эти перспективы вне связи с границами достижимых результатов. Действительность все равно заставит ценой, быть может, тяжелой расплаты за ошибки свести перспективы к рамкам реально достижимого. И мы должны ставить в плане именно эти реальные перспективы, хотя бы они субъективно нас и не удовлетворяли.

Это и есть второй, единственно приемлемый путь построения перспектив в плане. Только этот путь и может привести к построению реальных задач и, следовательно, реального плана.

Отсюда ясно, что построение тех или иных перспектив, если план хочет быть реальным планом, – а только о таком плане и стоит серьезно говорить, – может быть осуществлено лишь в случае, если на основе изучения объективного положения народного хозяйства и тенденций его развития (под влиянием стихийных и рациональных условий) будет установлено, какие наши задачи могут быть реализованы в течение интересующего нас времени. Это положение верно как в отношении построения планов развития сельского хозяйства, так и в отношении построения планов развития промышленности, транспорта и других отраслей народного хозяйства. Его мы хотели бы подчеркнуть потому, что существует, на наш взгляд, чрезмерно категоричное и в этой своей категоричности ошибочное мнение, будто значение анализа объективной действительности для построения планов сельского хозяйства, с одной стороны, и промышленности (а также других отраслей сектора государственного хозяйства) – с другой, принципиально иное. Утверждают, что построение перспективных планов сельского хозяйства должно опираться на генетический метод, то есть на принцип простой экстраполяции стихийных тенденций этой действительности на будущее. Вместе с тем утверждают, что построение перспектив развития промышленности должно опираться на телеологический метод, то есть на метод, когда перспективы развития промышленности выдвигаются в качестве независимой целевой установки и когда значение анализа тенденций действительности отводится на второй план, если не теряет своего значения вовсе. Нам кажется, что это мнение в такой категорической форме ошибочно.

Неверно, что перспективы развития сельского хозяйства в плане должны быть простой экстраполяцией фактических тенденций. Тогда, собственно, плана в отношении сельского хозяйства вовсе не будет. По существу и к плану сельского хозяйства предъявляется требование, чтобы он строил перспективы с учетом возможных и желательных изменений в сельском хозяйстве под влиянием наших мероприятий. Именно так и строятся эти планы в действительности. И если они чем-либо грешат, то иногда как раз обратным: излишним преобладанием недостаточно обоснованных телеологических моментов. С другой стороны, не только при построении планов сельского хозяйства, но и при построении планов промышленности мы не можем обойтись без учета положений и тенденций развития объективной действительности. Выше мы отметили, что в отличие от сектора частного хозяйства промышленность, транспорт и т.д. находятся под непосредственным руководством государства. Но, как мы видели, это не значит, что сектор государственного хозяйства стоит вне связи со стихийными тенденциями сектора частного хозяйства. Это не значит, что в отношении сектора государственного хозяйства государство всемогуще. При этих условиях, конечно, можно построить те или иные перспективы развития промышленности без учета объективной обстановки. Можно нарисовать очень заманчивые перспективы. Но где гарантия, что эти перспективы будут осуществлены? Где гарантия, что мы на самом дело, в действительности найдем средства для их осуществления? Где гарантия, что паши планы окажутся не простыми воздушными замками, а действительно реальными планами? Совершенно очевидно, что они окажутся реальными планами лишь в том случае, если перспективы развития промышленности будут построены также с учетом объективной действительности, если они будут построены с учетом тенденций рынка, возможностей снабжения промышленности сырьем, рабочей силой, оборотными средствами, техническим оборудованием и т.д.

Иначе говоря, учет объективной обстановки принципиально столь же необходим при построении планов промышленности, как и при построении планов развития сельского хозяйства. И генетический и телеологический методы должны быть, очевидно, использованы как при построении одних, так и при построении других. Различие же между первыми и вторыми планами обусловливается вовсе не тем, что в одном случае мы пользуемся генетическим методом, а в другом – телеологическим методом. Различие это лежит в ином, а именно в пределах возможного влияния государства на промышленность и на сельское хозяйство. Как ясно из предыдущего, пределы такого влияния в том и другом случае различны. Раз промышленностью государство непосредственно руководит, а на сельское хозяйство оно лишь воздействует, то отсюда степень влияния государства на промышленность значительно больше и качественно шире, чем на сельское хозяйство. Отсюда естественно, что при построении планов развития промышленности мы можем ставить себе и такие задачи, как, например, закрытие тех или иных предприятий или, наоборот, организация новых предприятий, каких мы не можем ставить по существу в области сельского хозяйства. Но это вовсе не значит, что задачи и перспективы в области развития промышленности мы можем строить по произволу, просто потому, что мы так хотим, без учета объективной возможности, то есть без апелляции к генетическому методу.

Таким образом, построение перспектив как в плане развития сельского хозяйства, так и в плане развития промышленности неизбежно опирается как на телеологический метод, так и на метод генетический. И различие в употреблении того и другого при построении этих планов, если оно существует, не качественного, а количественного характера.

Выше мы показали, что построение перспектив является необходимым элементом плана. Из последующего анализа существа перспектив выяснилось, что построение их предполагает наличие двух других элементов плана. Первым таким элементом является анализ объективной хозяйственной действительности и тенденций ее стихийного развития. Второй – построение системы мероприятий средств воздействия государства на ход этого стихийного развития в целях направления его по максимально желательному руслу. Таковы три логически основные и необходимые элементы построения плана. Выделяя их, мы, конечно, не утверждаем, что при фактическом построении плана, тем более при его литературной обработке, его необходимо разбить на соответствующие три части с вытекающими отсюда наименованиями их и т.д. Нас интересует здесь не программа составления плана, не фактическое расположение в нем материала, а его логическая структура.

Если теперь мы внимательно присмотримся к существу выделенных трех элементов плана, то легко убедимся в том, что построение каждого из них имеет теснейшую связь с проблемой предвидения хода социально-экономических явлений действительности.

В этом нетрудно убедиться. В самом деле, если для формулировки перспектив в плане необходим анализ хозяйственной действительности и ее стихийного хода, то каких результатов ожидаем мы от этого анализа? Удовлетворит ли нас такой анализ, если он ограничится изучением хозяйственной действительности прошлого, даст описание ее, вскроет тенденции ее в прошлом и, может быть, объяснит их? Ясно, что нет. Если мы строим план, если мы строим перспективы на будущее и если мы ищем обоснование этих перспектив (в указанном выше смысле) в условиях действительности, то мы не можем ограничиться при анализе действительности только изучением прошлого. Само по себе это прошлое еще не может служить достаточным аргументом ни за, ни против тех или иных перспектив. Чтобы сделать определенные выводы за или против выдвигаемых перспектив из анализа действительности, мы, очевидно, должны в результате этого анализа сделать выводы о вероятных тенденциях хозяйства на будущее в рамках интересующего нас периода. Мы должны определить, в каком направлении пойдет это развитие, к каким результатам оно может привести само по себе стихийно, вне нашего сознательного воздействия на хозяйственную действительность. Но если это так, то что значит в результате анализа прошлого сделать выводы относительно вероятного будущего? Это значит предвидеть его. И если в некоторых фактически построенных перспективных планах не осознается вовсе или не осознается достаточно отчетливо, что на основе анализа действительности мы должны прийти к предвидению вероятного хода ее в будущем, то логически это означает, что в таких случаях выдвигаемые такими планами перспективы строятся без достаточных объективных оснований. Это значит, что в этих планах перспективы недостаточно согласованы с возможностями их осуществления, поскольку осуществление определяется тенденциями стихийного хода действительности. И если тем не менее перспективы эти в таких условиях окажутся иногда отвечающими ходу действительности, то они могут оказаться таковыми не благодаря их обоснованию, а разве только по счастливой случайности, на которую, конечно, мы не можем ориентироваться.

Итак, обоснование перспектив на данных объективной действительности и тенденций ее стихийного хода предполагает разрешение проблемы предвидения. Но, как было отмечено выше, перспективы плана обосновываются не только на основе анализа стихийного хода хозяйственной действительности, а и на основе выяснения той системы средств и мер воздействия на этот ход, при помощи которой мы могли бы в максимальной степени направлять его по желательному руслу. Что же предполагает разрешение этой задачи? Оно предполагает не только выяснение, какими средствами воздействия на ход хозяйственного развития мы располагаем сейчас, в момент построения плана, но и какими средствами мы будем располагать на протяжении интересующего времени, на которое строится план. Оно вместе с тем предполагает выяснение эффекта, какой дадут проектируемые нами мероприятия в смысле их влияния на ход действительности в будущем. Но если это так, то очевидно, что как выяснение вопроса о возможных средствах нашего воздействия в будущем, так и о возможном влиянии наших мероприятий на ход развития действительности опирается в свою очередь на предвидение. Совершенно ясно, что, если мы не можем предвидеть, какими средствами воздействия мы будем располагать в течение интересующего нас отрезка будущего, если мы не в состоянии предвидеть, какой эффект даст наше воздействие на действительность, то мы не можем и сказать, насколько в наших силах видоизменить направление развития действительности в желательном смысле, не можем обосновать и перспектив плана.

Итак, обоснование перспектив может быть найдено на путях анализа действительности и доступных нам средств воздействия на нее. Причем здесь предполагается не только анализ нашего прошлого и настоящего хозяйственного положения, но и разрешение (в каких-то пределах, удовлетворяющих требования практики) проблемы предвидения как в отношении вероятного хода стихийного развития хозяйства, так и в отношении эффекта нашего сознательного воздействия на него. Только при разрешении этой проблемы мы могли бы считать перспективы плана обоснованными.

Изложенное бросает дополнительный и новый свет на характер самих перспектив, которые выдвигаются планом. Являются ли при таких условиях перспективы, выдвигаемые планом, директивами, указаниями на то, чего мы хотим достичь? Да, они являются директивами, потому что, как было выяснено выше, они строятся в расчете на проведение определенной системы наших мероприятий. Следовательно, выдвигая те, а не иные перспективы, мы тем самым даем или, точнее, принимаем на себя определенную директиву в организации наших мероприятий и действий. Но являются ли перспективы только директивами? Из всего предыдущего изложения ясно, что нет. Эти перспективы построены или, точнее, должны быть построены одновременно на основе известного предвидения тенденций стихийного хода событий и на основе предвидения определенного эффекта наших мероприятий, то есть на основе предвидения, что эти мероприятия в общем могут быть выполнены, что, будучи выполнены, они дадут намеченный результат и что, следовательно, вложенная в перспективы директива будет осуществлена. И если кто-либо не согласится с этим выводом, то мы вправе спросить его: какое же иное толкование можно дать понятию плановых перспектив?

Таким образом ясно, что перспективы плана являются не только директивой, но одновременно и предвидением. Но если это так, то в итоге оказывается, что построение всех основных элементов плана, весь план, начиная с анализа хозяйственной действительности и ее вероятного хода, переходя к системе мероприятий и кончая системой самих перспектив, представляется как бы пронизанными стоящей перед нами на каждом основном этапе работы над планом необходимостью практического разрешения проблемы предвидения. И можно твердо сказать: план – не только предвидение: он одновременно и программа действий; но план без всякого предвидения – ничто.

5

Всем известна знаменитая формула Конта: знать, чтобы предвидеть ; предвидеть, чтобы управлять. В этой формуле превосходно выражена та мысль, что управлять, а следовательно, и планировать нельзя без известного предвидения. Вместе с тем в ней выражена и та мысль, что предвидеть можно только на основании знания. Предвидение, если оно не превращается в простое и необоснованное пророчество, всегда опирается на знание. И если мы пришли к выводу, что при построении планов предвидение играет столь значительную роль, то естественно дать себе отчет, какие же возможности предвидения дает нам современное знание. Совершенно ясно, что тот или иной ответ на этот вопрос имеет глубочайшее значение для выяснения пределов, форм и методов построения перспективных планов.

Мы можем знать непосредственно лишь то, что было или что есть. И если мы пытаемся выйти за пределы прошлого и настоящего, если мы хотим заглянуть в будущее, то есть предвидеть, то мы неизбежно опираемся на знание связей и закономерностей в ходе действительности, которые были подмечены при изучении прошлого. Предвидение всегда опирается на знание связей и закономерностей в ходе явлений действительности. Причем для возможности предвидения особенно большое значение имеет знание динамических закономерностей, то есть закономерностей, которые наблюдаются в ходе событий во времени. Разрешая проблему предвидения, то есть заключая от настоящего к будущему, мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью знать динамические закономерности явлений и не можем обойтись знанием только статических закономерностей их, так как только динамические закономерности могут указать путь и формы перехода событий из стадии настоящего к той или иной стадии будущего, только динамические закономерности как бы связывают настоящее и будущее. И очевидно, что чем большее количество связей и закономерностей научно установлено, тем большие возможности мы имеем для предвидения.

Но связи и закономерности, устанавливаемые наукой, устанавливаются ею в различной форме. Они могут иметь точную количественную форму или не иметь ее и выражаться в более или менее общей, суммарной форме. В первом случае они дают нам возможность утверждать, что совокупность данных явлений влечет за собой совокупность других явлений, и в то же время установить количественную характеристику взаимоотношений тех и других. Во втором случае они последней возможности не дают.

Они могут быть, далее, строгими каузальными связями и закономерностями и, наоборот, они могут иметь характер простых подмеченных эмпирических правильностей. Разница между строгими каузальными связями и эмпирическими правильностями состоит в том, что первые при наличии определенных условий обязательны, вторые такой обязательностью не обладают и допускают различные исключения. Совершенно очевидно, что чем большее количество установленных связей и закономерностей каузально обоснованы и количественно выражены, тем большим и тем более точным знанием действительности мы располагаем, тем большие возможности предвидения находятся в наших руках, тем в более точной форме мы можем выражать это предвидение. И, действительно, мы обладаем наибольшими возможностями предвидения именно в тех областях, где наука располагает достаточным количеством установленных точных и каузально истолкованных связей и закономерностей. Такова область точного естествознания, как физика, химия, астрономия и т.п. Но уже в таких областях естествознания, как метеорология, где нам приходится иметь дело с явлениями весьма сложными, мы не располагаем достаточным числом установленных связей и закономерностей, допускающих точную количественную формулировку. И здесь наши возможности предвидения чрезвычайно суживаются.

В области общественно-экономической жизни мы имеем дело с явлениями, также неизмеримо более сложными, чем в сфере точного естествознания. Здесь мы располагаем еще меньшим количеством установленных связей и закономерностей, и они поддаются еще в меньшей степени точному количественному выражению. Совершенно очевидно, что здесь мы обладаем и значительно меньшими возможностями предвидения.

Однако возможности нашего предвидения в каждом случае зависят не только от наличного запаса знаний. При том же запасе знаний – и это имеет основное значение для методов построения наших планов – они зависят, во-первых, от того, как и насколько сложно ставится задача предвидения, во-вторых, от общих особенностей той области явлений, в отношении которой она ставится, в-третьих, от особенностей специально того явления которое мы хотим предвидеть.

Если остановиться на первом условии, то необходимо отметить следующее. Чем с большими деталями хотим мы предвидеть события и чем более отдаленные от нас события хотим мы предвидеть, тем большее количество установленных связей и закономерностей мы должны иметь, чтобы учесть все обстоятельства, от сочетания которых зависит интересующее нас событие. Очевидно, что именно в этом случае достаточного запаса знаний у нас может чаще всего не оказаться, что именно в этих случаях мы легче всего можем перейти объективные пределы имеющихся у нас возможностей научного предвидения и превратить предвидение в произвольное пророчество.

Если остановиться теперь на втором условии, на значении общих особенностей сферы явлений, в которой мы строим предвидение, то необходимо иметь в виду следующее. Есть области, явления которых обладают чрезвычайной сложностью и относительно малой устойчивостью. К числу последних, как было уже отмечено выше, принадлежит и сфера социально-экономических явлений, причем в различных частях и в различной степени. Во-первых, явления этой области находятся под воздействием не только многообразных внутренних социально-экономических условий, но и под влиянием окружающей космической среды. Очевидно, чтобы предвидеть более или менее точно события социально- экономической жизни, мы должны знать связи и закономерности не только самих социально-экономических событий, но и пертурбирующие воздействия на них со стороны внешней среды. Во-вторых, и это особенно важно для построения перспективных планов, явления этой области находятся под воздействием не только стихийных социально-экономических условий, но и рациональных факторов, в виде воздействия органов государственной власти и т.д. Чтобы предвидеть социально-экономические явления достаточно точно, мы должны достаточно точно предвидеть направление и эффект и таких воздействий. Совершенно ясно, что предвидение событий в столь сложной среде предъявляет неизмеримо большие требования к развитию нашего знания связей и закономерностей хода событий, чем в сфере более простых явлений. И очевидно, что опять скорей всего именно здесь необходимого запаса такого знания у нас может не оказаться.

Остановимся теперь на третьем условии предвидения, на значении особенностей специально тех явлений, которые мы хотим предвидеть. В зависимости от особенностей этих явлений можно установить и различные типы предвидения, которые имеют различное значение, представляют различные трудности и дают различные результаты. Возможны три основных типа предвидения явлений социально-экономической действительности.

Первый тип предвидения – это предвидение таких событий, которые представляются, по крайней мере при данном состоянии знания, событиями иррегулярными. Примером таких событий могут служить: конкретные размеры урожая или промышленного производства на определенную дату, конкретные размеры экспорта, конкретный уровень цен в определенный момент времени и т.д. Поскольку эти события являются однократными, конкретными, сами по себе они не могут быть включены в ту или иную формулу закона или ряда законов. Для того чтобы предвидеть их точно, нам нужно было бы располагать почти идеальным знанием хозяйственного положения в исходный момент и почти всей совокупности закономерностей хода относящихся сюда окружающих событий. Только тогда мы могли бы предсказать интересующие нас события как результат перекрещивания этих закономерностей. Такой тип вполне конкретного предвидения, если бы он был точным, представлял бы наибольшее практическое значение. Он давал бы наиболее точную ориентировку в возможном ходе событий. Но именно потому, что мы не располагаем этим почти идеальным запасом знания, такой тип предвидения, строго говоря, представляется и наиболее трудным. И на практике, особенно когда он делается на более или менее отдаленный срок, в большинстве случаев он оказывается ошибочным. Очень часто он оказывается ошибочным или грубо приблизительным и в перспективе даже весьма короткого времени. Чтобы подтвердить последнюю мысль на примере, укажем на попытку прогноза именно такого типа в первом издании "контрольных цифр" Госплана. В них Госплан пытался предсказать конкретный уровень цен в течение 1925-1926 гг. по месяцам и в целом за год. Действительность не только не оправдала предсказаний Госплана, но, наоборот, избрала даже совершенно другое направление в движении цен. Так, Госплан предполагал, что в целом за 1925-1926 гг. средний уровень оптовых цен понизится на 8,3%. В действительности он повысился на 2,7%. Контрольные цифры предполагали, что при этом оптовый индекс сельскохозяйственных цен упадет за год на 8%, а промышленных цен – на 9%. В действительности первый повысился на 0,7%, а второй – на 4,7%. В тех же контрольных цифрах Госплан пытался предвидеть конкретное изменение вкладов и текущих счетов в банках, размеров денежного обращения, экспорта и т.д. и тоже ошибся: Госплан предполагал, что вклады и текущие счета кредитной системы в среднем за 1925-1926 гг. возрастут на 114%, в действительности они возросли всего на 40,5%. По контрольным цифрам среднегодовая денежная масса должна была увеличиться на 71%, в действительности она выросла на 17,5%. Экспорт должен был вырасти в ценностно-червонном выражении на 138%, а он вырос на 16%. Могут сказать, что предположения контрольных цифр были рассчитаны на определенную систему мероприятий экономической политики, которые не были осуществлены. Но, во-первых, неизвестно, оправдалось бы сделанное предвидение даже и при осуществлении этой системы мероприятий. Во-вторых, – и принципиально это самое главное – раз известная система мероприятий предполагалась, а потом не осуществилась, значит, предположения по поводу ее были нереальны, значит, прогноз вероятного направления мероприятий был ошибочен. Значит, и в целом прогноз в той форме, как он был сделан, оказался не под силу. Но именно это мы и хотели доказать.

Второй тип предвидения имеет место тогда, когда речь идет о предвидении наступления того или иного более или менее регулярно повторяющегося события. Примером такого предвидения могут служить предсказания наступления капиталистических экономических кризисов, явлений, связанных с сезонными колебаниями конъюнктуры, и т.д. Предсказания такого рода также весьма трудны. Но поскольку здесь идет речь о предсказании событий не в конкретно-количественном выражении, а лишь в форме утверждения вероятного наступления или ненаступления в известный период времени события, возникающего более или менее закономерно и периодически, постольку предвидение такого типа оказывается в известных пределах доступным и при прочих равных условиях, как правило, более доступным, чем предвидение первого типа. В настоящее время методика предсказания второго типа подверглась значительной разработке. И часто, хотя далеко не всегда, мы можем по наличию тех или других симптомов за некоторое, правда непродолжительное, время предвидеть более или менее точно наступление таких событий.

Наконец, третий тип предвидения заключается в предвидении лишь общего развития тех или иных социально-экономических тенденций. Этот тип предвидения не локализирует предсказываемых событий точно во времени и не характеризует их в точной количественной форме. В отношении количественной характеристики, где это допускает природа интересующих событий, он может давать лишь приблизительные количественные границы развития тенденций. Примерами такого рода предвидения могут служить предсказания роста или, наоборот, упадка тех или иных отраслей хозяйства, предсказания общего повышательного или, наоборот, понижательного движения цен и т.д. Этот тип предвидения, особенно когда речь идет о предвидении в рамках значительного отрезка времени, по-видимому, наиболее доступен нам при современном уровне социально-экономического знания. И практика знает наряду со случаями неудачного предсказывания такого типа также и многие случаи успешного прогноза.

Заканчивая настоящий раздел статьи, заметим, что к какому бы типу предвидения мы ни прибегали, форма выражения нашего предвидения может быть двоякой: категорической или условной. В первом случае формула предвидения такова : на основании таких- то данных мы считаем вероятным выход события X. Во втором случае она такова: на основании таких-то данных мы считаем, что если наступят события А, Б, В и т.д., то наступит и событие X. Отсюда ясно – форма выражения предвидения в первом и втором случае различна. Можно было бы сказать, что в случае условной формы предвидения мы поступаем более осторожно, но и решаем проблему лишь наполовину. Действительно, в этом случае мы считаем наступление события X вероятным, если наступят события A, Б, В и т.д. Но так как мы не решаемся сказать что-либо определенное о наступлении событий А, Б, В, то, в сущности, мы ничего определенного не говорим и о событии X. Отсюда очевидно, что условная форма выражения предвидения является как бы недоразвитой формой. На практике, прибегая к предвидению, мы, конечно, почти всегда постулируем те или иные условия, не входя в их анализ или потому, что некоторые из них очевидны, или потому, что анализ их недоступен.

Однако число таких условий не может быть слишком большим и в числе этих условий не может быть условий явно спорных. В противном случае предвидение утрачивает уже всякое значение. Хотя формы выражения предвидения, строго говоря, могут быть различны, но ясно, что принципиальные основания предвидения всегда остаются те же. Поэтому ко всем формам его одинаково приложимо то, что было изложено выше.

Предыдущее рассмотрение возможностей социально-экономического предвидения показывает, что возможности эти заключены в довольно узкие пределы. Очевидно, что, решаясь на то или иное предвидение при построении планов, если мы хотим остаться в своих построениях на объективно-научной почве, мы должны всякий раз отдать себе достаточно точный отчет в том, где проходят границы этих пределов.

6

Спрашивается теперь, отдается ли действительно достаточный отчет в этих границах при построении наших планов? Соразмеряются ли перспективные построения в смысле их сложности и детальности с имеющимися объективно научными возможностями предвидения? Соразмеряются ли с этими возможностями сроки, на которые мы хотим проникнуть в будущее? Учитываются ли в достаточной мере специфические особенности интересующих нас явлений в отношении большей или меньшей возможности предвидеть их будущее изменение? Отдается ли достаточный отчет в формах и типах предвидения, к которым мы в различных случаях перспективных построений прибегаем? Учитываются ли достаточно строго возможности осуществления мероприятий, предполагаемых перспективами, а также эффект этих мероприятий? В связи со всем этим – достаточно ли обосновываются наши перспективные построения?

Нужно откровенно сказать, что очень часто, если не в большинстве случаев, на многие из этих вопросов пришлось бы ответить отрицательно. При построении наших планов очень часто предвидению ставят столь сложные задачи, разрешить которые при данном уровне знания мы не в состоянии. Очень часто расчет ведется на такие отдаленные сроки, сквозь которые наш анализ не в состоянии пробиться. Особенность различных явлений, их степень изменчивости и в связи с этим возможности нашего предвидения относительно их хода учитываются в большинстве случаев недостаточно. Одновременно и несмотря на все это, при прогнозе и построениях на будущее мы обычно избираем самый трудный путь – путь однозначного количественно-конкретного выражения перспектив на определенное время, то есть первый путь предвидения. Строго говоря, при построении планов нам приходится иметь дело со всеми тремя типами предвидения. Мы имеем в них дело с предвидением третьего типа, когда утверждаем в планах вероятность тенденций роста или упадка различных отраслей хозяйства, повышения или понижения цен, развития или понижения товарности хозяйства, роста производительности труда и т.д., иногда с примерными количественными выражениями их. Нам не приходится иметь дело с предвидением наступления повторяющихся экономических кризисов капиталистического типа ввиду того, что наше хозяйство не знает таких кризисов. Но мы все же прибегаем к предвидению второго типа, когда учитываем в планах периодические колебания хозяйственной жизни под влиянием сезонных условий. Наконец, мы имеем дело с предвидением первого типа, когда на определенный период времени предсказываем в точной количественной форме рост производства, повышение или понижение цен, рост товарности и товарооборота, приток вкладов и т.д. В большей, или меньшей степени, повторяем, нам приходится иметь дело со всеми типами предвидения. Но вместе с тем нельзя не отметить, что наши планы как правило, совершенно не отдают себе отчета в относительной трудности этих различных типов предвидения и наши планы недостаточно критически стремятся строить предвидение преимущественно по первому типу. В этом отношении у нас часто наблюдается чрезвычайная смелость. Смелость эта выражается в том, что на большой, иногда необычайно большой срок вперед формулируют в точной количественной форме как перспективы, так и систему мероприятий. Причем их формулируют в чрезвычайно дробной и детальной форме. Указывают не только, каких размеров достигнет, скажем, производство той или иной крупной отрасли хозяйства, но и производство по отдельным даже мелким культурам. Указывают, каких размеров оно достигнет в пределах отдельных районов, губерний и т.д. В точной количественной форме указывают, каковы будут товарные избытки различных отраслей хозяйства, каковы будут размеры экспорта, каковы будут уровень цен, потребление, национальный доход, прибыли и задолженность предприятий и т.д. Иначе говоря, мы идем в планах, как правило, по наиболее трудному и сложному пути предвидения.

При этом проектируется на длительный срок, также в дробно-количественной форме, и система необходимых мероприятий. При этом достаточного анализа, что эту систему мероприятий можно осуществить, что, будучи осуществлена, эта система даст именно ожидаемый результат, – в большинстве случаев нет.

Если теперь принять во внимание это недостаточно критическое отношение ко всем указанным проблемам предвидения и построения перспектив и поставить вопрос, имеются ли в таком случае серьезные основания для предлагаемого предвидения и выдвигаемых планом перспектив в каждом отдельном случае, то нужно прямо сказать, что в большинстве случаев таких оснований не окажется.

Для иллюстрации только что изложенного остановимся кратко на двух конкретных примерах. В качестве первого примера возьмем перспективные построения Сибкрайзему правления по отношению к сельскому хозяйству Сибири.

Сибкрайзему правление разработало и в 1926 г. опубликовало под общим заглавием "Сельское хозяйство Сибирского края" два больших тома. В первом томе – "Материалы к перспективному плану" – оно дало довольно ценную систематизацию статистико-экономических материалов по сельскому хозяйству края. Во втором томе – "Перспективный план" – оно попыталось обрисовать перспективы развития сельского хозяйства края. Что же мы находим в этом втором томе? Сибкрайзему правление исходит как из основной задачи из задачи радикального изменения системы сельского хозяйства края и перехода его от залежной и парозалежной системы к системе травопольной со всеми вытекающими отсюда последствиями в смысле реорганизации животноводства. Оно полагает, что проектируемое коренное изменение может быть осуществлено в период "примерно в течение 25-летнего периода". Отправляясь от этого положения, оно, далее, строит схемы или модели организации травопольного осуществляющегося примерно через 25 лет хозяйства, типичного для каждого из 8 районов края. При этом для каждого такого типа будущего хозяйства дается в точной количественной форме характеристика организации полеводства и луговодства с указанием возможных урожаев, организации животноводства с указанием кормовых норм и продуктивности скота, организации удобрения, рабочей силы, основного и оборотного капитала, организации транспорта, размеров валовой продукции (по условным ценам), товарности хозяйства, расходов и доходности его и т.д. На основе расчетов относительно этих типов – моделей хозяйства по тем же примерно рубрикам дается далее сводный баланс по всей массе хозяйств края.

В заключение дается характеристика системы проектируемых мероприятий в области организации земельной территории, переработки сельскохозяйственного сырья, кооперирования и сельскохозяйственного кредита в области агрикультурных мероприятий и сельскохозяйственного образования. Нет никакого сомнения, что Сибкрайземуправлением проделана огромная работа. Но что дают его перспективные построения? Если его организационно-балансовые построения в крайне дробной количественной форме как в отношении типичного хозяйства будущего по каждому району, так и по всему краю в целом рассматриваются как желательно возможный и при условии осуществления намеченных мероприятий вероятный баланс и организационный тип сельского хозяйства Сибири примерно через 25 лет, то этот баланс лишен всякой реальности. Он построен на основе условных цен, на основе условных норм, на основе принятых, но не мотивированных урожаев и т.д. Как форма предвидения перспектив на столь отдаленный срок он не дает ничего. Ни анализ положения сельского хозяйства в прошлом, ни характеристика системы намеченных мероприятий ни в какой степени не доказывают и не обосновывают, что намеченная реорганизация хозяйства будет осуществлена, что в итоге ее осуществления получится примерно именно запроектированная продукция и товарность хозяйства, что продукция эта, если она будет иметь место, найдет рынок внутренний и мировой, что доходность хозяйства будет примерно та, которая указана, и т.д. Можно сказать, что в плане даже нет подхода к обоснованному ответу на эти вопросы.

Если же построения плана рассматривать просто как метод доказательства необходимости и целесообразности перехода к травополью, то совершенно ясно, что, во-первых, для этого были не нужны столь обширные и головоломные исчисления об организации хозяйства и его балансе, во-вторых, эти исчисления сами по себе не убеждают в необходимости и возможности повсеместного перехода Сибирского края к травопольной системе. Путь обоснования этого лежал бы в плоскости более глубокого анализа фактической эволюции сельского хозяйства Сибири, в анализе общих перспектив рынка, промышленности по переработке, путей сообщения и т.д. Но именно этого в достаточной степени не дано в работе Сибкрайземуправления и именно эти соображения привели, например, Земплан HКЗ РСФСР к выводу, что намеченная планом задача всеобщего перехода сибирского сельского хозяйства к травополью нереальна.

Таким образом, ясно, что, несмотря на концентрацию ценных фактических материалов, несмотря на огромную работу управления, значительная часть этой работы не оправдывается. И она не оправдывает себя именно в тех частях, где в отношении построения перспектив и предвидения будущего был принят неправильный и непосильный метод как в отношении сроков, так и в отношении детальности расчетов и форм предвосхищения будущего. Земуправление поступило бы правильнее, если бы, поставив и обосновав общую задачу о реорганизации сельского хозяйства на основе травопольной системы, показало бы путем углубленного анализа, каковы реальные пределы, возможности и методы такой реорганизации в более близком будущем.

Другой пример возьмем из области более общих плановых построений. Мы имеем в виду опыт С.Г. Струмилина, опубликованный им под названием "Перспективная ориентировка Госплана".

С.Г. Струмилин строит ориентировку в однозначно-количественной форме, но на более короткий 5-летний срок. При этом он прекрасно понимает, что при построении ее речь идет в той или иной степени именно о предвидении. Правда, он говорит, что предлагаемая пятилетняя ориентировка представляет из себя систематическую сводку не только наших предвидений, но и предуказаний. Однако предсказания эти или директивы, как мы показали выше, не могут быть произвольными. Реальные предуказания могут быть выдвинуты на основе не только наших отдаленных руководящих задач, но и на основе понимания тенденций действительности, а также понимания пределов эффекта наших усилий, то есть опять-таки на известном предвидении. Итак, С.Г. Струмилин прекрасно понимает, что при построении перспективной ориентировки приходится разрешать проблему предвидения. Как же он ставит задачи своей работы?

"Своей задачей, – пишет С.Г. Струмилин, – мы считаем дать на первый раз лишь общую перспективную ориентировку, то есть лишь наиболее суммарные "контрольные" цифры темпов развертывания всего народного хозяйства в целом, руководствуясь которыми специальные плановые органы получили бы возможность более уверенно развернуть перспективные планы отдельных районов или отраслей хозяйства без риска, что эти планы не смогут быть увязаны затем между собой в общем перспективном балансе всего хозяйства страны".

Что же мы находим в этой "суммарной ориентировке"? Здесь мы находим цифровой расчет на пятилетие (до 1929-1930 гг. включительно): 1) по промышленности негодно: изменения основных ее капиталов, капитальных вложений, продукции, прибылей, себестоимости, числа рабочих, производительности труда, номинальной заработной платы; 2) по сельскому хозяйству в итоге за 5 лет: изменение посевных площадей по группам культур, количества скота в переводе на крупный, валовой продукции сельского хозяйства по основным отраслям в довоенных ценах, товарной части его продукции по тем же отраслям в довоенных ценах, экспорта, вложений (погодно) по линии совхозов, ирригационных и мелиоративных работ; 3) по транспорту погодно: изменение имущества железных дорог, капитальных вложений, эксплуатационного дохода и расхода, амортизации, прибылей, направления и объема восстановительных работ, погрузки (в 5 вариантах), персонала, заработной платы, производительности труда; 4) по жилищному строительству погодно: изменение государственного и муниципального основного капитала в жилищах, капитальных вложений, амортизации, прибыли, изменение примерно тех же элементов по коммунальному строительству и по электростроительству; 5) по товарообороту погодно: изменение оборота сельскохозяйственных, промышленных и всех товаров в червонной валюте, изменение имущества госпромышленности, ее оборота, ее оборотных средств (с подразделением их на материалы и полуфабрикаты, готовые изделия, денежные средства), ее задолженности, числа оборотов оборотных средств, изменение примерно тех же элементов в отношении транспорта и торговых предприятий (с подразделением последних по некоторым вопросам на государственные, кооперативные и частные); 6) по кредитным ресурсам и резервам погодно: изменение в государственной кредитной системе оборотных фондов (с подразделением их на валютные и товарные), операционных фондов по пассиву (с подразделением их на эмиссионные средства и на средства собственные) и изменение прибылей; 1) по накоплению в государственном хозяйстве погодно: изменение накопления (прибыль + амортизация) в общей сумме и с подразделением по отраслям хозяйства (накопление в промышленности, на транспорте, в сфере жилищного строительства, в банках, в торговле, в коммунальных предприятиях и электрификации); 8) по бюджету погодно: изменение поступления неналоговых и налоговых доходов (с подразделением их по основным рубрикам), изменение чрезвычайных доходов и общей суммы доходов, изменение расходов по важнейшим подразделениям и в целом.

Из приведенного перечня видно, что так называемая "суммарная ориентировка" по существу охватывает все основные элементы народного хозяйства и притом иногда с довольно дробным подразделением.

По существу мы имеем перед собой до известной степени опыт построения перспективных балансов всего народного хозяйства на ближайшие пять лет. Можно, конечно, в детализации их построения пойти еще дальше и говорить, например, не о всей промышленности, а об отдельных ее отраслях, не о всей банковской системе, а об отдельных ее частях, крупных банках и т.д. Но позволительно поставить вопрос: имеются ли объективные основания для построения перспектив вообще в той форме, как это сделано? В приведенном построении по существу (с теми или иными оговорками, которые встречаются изредка в тексте, но из которых, однако, не делается никаких ограничивающих выводов на деле) на одну доску поставлены предсказания в отношении натуральных элементов продукции, с одной стороны, и движения прибыли, оборачиваемости товаров, эмиссии и т.д. – с другой. Эти элементы по существу своему весьма различны.

Между тем относительно всех их без всяких ограничений ведется расчет на будущее. Но лежат ли за этими расчетами какие-либо основания и какие именно? С.Г. Струмилин об этом ничего не говорит. Он попросту сообщает, какие будут обороты, прибыли и т.д. в течение ближайших пяти лет. Но ведь позволительно, законно и даже необходимо было бы разобраться в обоснованности этого расчета. Так, С.Г. Струмилин исчисляет будущие прибыли промышленных предприятий. Но зависят эти прибыли в сфере промышленности от динамики соотношения цен на промышленные и другие товары? Едва ли кто ответит на этот вопрос отрицательно. Что же описанное построение дает в смысле прогноза на движение цен? Все, что мы находим по этому поводу, это девять строчек, в которых говорится, что прогнозы в области динамики цен на несколько лет вперед чрезвычайно проблематичны, что автор считает существующий уровень хлебных цен по сравнению с ценами промтоваров еще недостаточно высоким и ожидает их дальнейшего повышения примерно на 10%, что, наоборот, уровень цен сельскохозяйственного сырья он считает целесообразным снизить процентов на 5-20, но что в общем нужно стремиться к стабилизации существующего среднего уровня сельскохозяйственных цен. Вот и все. Не будем говорить о том, что, можно сказать, не успела еще высохнуть типографская краска на страницах журнала, как в отношении цен на сельскохозяйственное сырье жизнь уже поставила вопрос в совершенно иную, обратную, чем думал автор, плоскость, показав, что по сравнению с ценами промтоваров низки не столько хлебные цены, сколько цены именно на сельскохозяйственное сырье, и что снижать их нет никакой возможности.

Не будем говорить и о том, что вместе с тем жизнь показала, что и хлебные цены в потребляющих районах слишком высоки, и поставила вопрос об их снижении. Укажем на то, что девять строчек С.Г. Струмилина о ценах совершенно неопределенны. Они ничего не говорят о динамике общего уровня цен, они ничего не говорят о динамике соотношения цен сельскохозяйственных и промышленных товаров. Они ничего не говорят о динамике соотношения отпускных и розничных цен. Мы даже совершенно не знаем, из какого же уровня и соотношения цен исходил автор при своих построениях, которые, как уже было указано, предполагают тот или иной уровень цен и то или иное соотношение между ними.

Какое значение имеет отсутствие ответов на эти вопросы? Мы полагаем, что оно имеет первостепенное значение для доброкачественности всего построения. Действительно, при одном соотношении отпускных, оптовых и розничных цен прибыли промышленности, государственной торговли и кооперации будут одни, а при других – совершенно иные. Так как С.Г. Струмилин не знает, какое будет это соотношение цен, то он должен был бы чистосердечно признать, что ему неизвестны и прибыли различных отраслей промышленности, торговли и кооперации. Но если ему неизвестны эти прибыли, то он, в сущности, ничего не сможет сказать определенного и об их накоплении. Между тем в приведенном перечне перспективных построений автора было указано, что и в отношении накопления он исчисляет определенные цифры. Если же он не может сказать что-либо определенное о накоплении, то не может он сказать то, что сказал и о вложениях средств, а следовательно, и об объеме реконструкции в различных отраслях государственного хозяйства.

С другой стороны, при одном уровне и соотношении цен потребление товаров и оборот их будет один, а при других – другой. Так как С.Г. Струмилин об уровне цен и их соотношении ничего сказать не может, то по существу он не может сколько-нибудь определенно на пять лет вперед сказать и о размерах товарооборота в ценностном выражении, ничего определенного он не может сказать и о размерах государственных доходов, скажем, от акцизов, от обложения торговых оборотов и т.д. Следовательно, лишается оснований и его построение о движении государственного бюджета, особенно в отношении его дробных подразделений.

Далее, раз лишаются определенности построения С.Г. Струмилина по отношению к товарному обороту, раз он ничего не может сказать относительно общего уровня цен, то по существу он ничего не может сказать и относительно динамики эмиссии. Но он говорит об этом. Тем хуже для него, потому что то, что он говорит, лишено всякого основания. Он, например, предполагает, что эмиссия в 1925-1926 гг. (заметим, что работа С.Г. Струмилина появилась уже в половине 1925-1926 гг.) составит 470 млн. руб., что в 1926-1927 гг. она составит 475, что в каждый следующий год она будет равна 470 млн. руб. Мы не знаем, какова она будет в точном цифровом выражении после 1926-1927 гг. Но мы вполне определенно знаем, что за 1925-1926 гг. от 1 октября 1925 г. по 1 октября 1926 г. она составила не 470 млн. руб., как предполагал С.Г. Струмилин, а всего 200,3 млн. руб. Допуская далее, что у нас не будет инфляции денежного обращения и резкого падения покупательной силы валюты (мы думаем, что такую перспективу имеет в виду и С.Г. Струмилин), мы можем уверенно сказать, что и за 1926-1927 гг. эмиссия возрастет не на 470 млн. руб., а не более чем приблизительно на 140 млн. руб. Отсюда хорошо видно, насколько основательны предположения С.Г. Струмилина в сфере денежно-кредитного обращения, хорошо видно, насколько основательны они даже не на пять лет вперед, а хотя бы на 1925-1926 гг., о котором С.Г. Струмилин строил предположения, когда половина этого года уже истекла.

Далее, если С.Г. Струмилин ничего не может определенного сказать о размерах накопления и объеме технических реконструкций, то он ничего определенного не может в сущности сказать и о движении производительности промышленного труда, так как производительность труда у нас в настоящее время и в ближайшем будущем в сильнейшей степени зависит именно от технической реорганизации промышленности. Не будучи же в состоянии ничего количественно определенного сказать о движении производительности труда, не будучи в состоянии правильно предвидеть движение цен на сырье, он не имел никаких серьезных оснований рисовать в количественном выражении и кривую движения себестоимости промышленной продукции.

Не будем осложнять разбор построения С.Г. Струмилина другими доводами. Сказанного достаточно. Большинство расчетов С.Г. Струмилина при всей их кажущейся внушительности построены на самом настоящем и зыбучем песке. И если бы даже, вопреки ожиданиям, его расчеты оказались близкими к действительности, то это было бы простой случайностью, а не результатом обоснованного прогноза.

Совершенно ясно, что с этой стороны задача построения перспектив здесь была поставлена недостаточно критически. Здесь не было соблюдено чувство меры в том, что мы можем и чего не можем предусмотреть в будущем. Поэтому позволительно усомниться и в основательности цитированных выше слов С.Г. Струмилина, будто он дает такие контрольные цифры, "руководствуясь которыми специальные плановые органы получили бы возможность более уверенно развернуть перспективные планы отдельных районов или отраслей хозяйства без риска, что эти планы не смогут быть увязаны затем между собой в общем перспективном балансе всего хозяйства страны".

О какой увязке идет здесь речь? Если речь идет об арифметической увязке, то, конечно, плановые органы смогут при желании многому научиться из работы С.Г. Струмилина. Но если речь идет о реально экономической увязке, то мы бы от столь решительного положительного суждения предпочли решительно воздержаться.

Рассмотрение двух взятых примеров, – а число их могло бы быть при желании очень и очень увеличено, – подтверждает правильность тех утверждений и сомнений, с которых мы начали настоящий раздел статьи. Наши претензии рисовать в точном количественном выражении будущее движение различных элементов хозяйства без достаточного учета природы этих элементов, без достаточного внимания к срокам предвидения и к экономическому обоснованию перспектив сплошь и рядом абсолютно превосходят наши объективные возможности и приводят к совершенно иллюзорным, необоснованным и ошибочным построениям.

К сожалению, за последнее время многим кажется, что наши неудачи в области построения планов и предвидения объясняются не тем, что мы покушаемся на их построения с негодными средствами, не тем, что мы находимся под гипнозом цифр и арифметики, а тем, что мы еще недостаточно полно охватываем в количественных выражениях все элементы народного хозяйства, недостаточно увязываем все их между собой, недостаточно пользуемся балансовым методом построения плановых перспектив.

Указывают, что нельзя брать отдельные элементы и отрасли хозяйства или их отдельные группы и строить прогноз и перспективы относительно их. Нужно брать все эти элементы в их взаимной связи, нужно брать народное хозяйство в целом и подходить к нему с расчлененным балансовым методом. Тогда мы, полагают, легче сможем с достаточной точностью нарисовать возможные перспективы изменения как всего хозяйства, так и каждого его элемента в связи с другими элементами. Думают, что спасение лежит в балансовом методе. Мы согласны с тем, что необходимо рассматривать каждый хозяйственный феномен в той или иной связи его с другими феноменами. Иначе и быть не может. Но мы не согласны с тем, что балансовый метод гарантирует нам достаточно точный прогноз и, следовательно, подведет достаточный фундамент под наше детализированное, количественное выражение перспектив наших планов на длительные сроки. С.Г. Струмилин пользовался как будто тоже методом балансовым или методом, очень близким к нему. Однако это ему не особенно помогло. Да и по существу, что дает нам балансовый метод?

Балансовый метод позволяет нам приблизительно установить фактический баланс народного хозяйства в тот или иной момент прошлого. Выражаясь символически, он дает нам возможность установить в количественном выражении и в их взаимной связи элементы народного хозяйства А, В, С,..., X, как они существуют фактически в тот или иной прошедший период времени. Но, установив эти элементы и их связь между собой в этот прошлый период, можем ли мы, опираясь на установленный баланс народного хозяйства, перейти к будущему времени и определить эти элементы в их взаимной связи в будущем, то есть построить вероятный баланс будущего? Допустим, что мы ищем количественное выражено в более или менее отдаленном будущем для элемента X. Конечно если бы все другие элементы народного хозяйства, то есть А, В, С... и т.д., а также их связь между собою и с элементом X на будущее время были нам известны, то мы, пользуясь балансовым методом, могли бы точно установить элемент X на это будущее время. Но в том-то и дело, что этих элементов А, В, C т.д. и их связи между собою и с элементом X на будущее время мы не знаем. А раз мы их не знаем, то, в сущности говоря, балансовый метод не в состоянии дать нам что-либо для количественного выражения элемента X на это будущее время. Это рассуждение можно применить к любому элементу народного хозяйства, а не только к элементу X. В таком случае ясно, что сам по себе балансовый метод нисколько не увеличивает наших возможностей прогноза как для любого элемента, так и для всего народного хозяйства. Для того чтобы эту возможность иметь, мы должны были бы знать законы изменения во времени для элементов А, Б, С и т.д. Мы должны были бы также знать законы изменения связи между этими элементами. Только тогда мы могли бы, отправляясь от существующего баланса народного хозяйства, построить вероятный баланс его на будущее время и вместе с тем определить количественное выражение любого элемента народного хозяйства на это будущее время. Но именно знанием этих законов изменения элементов и связи их мы в достаточной степени не обладаем.

Таким образом, выставленное выше положение об отсутствии достаточных оснований под очень многими расчетами наших планов, об отсутствии соответствия между тем, что мы можем говорить о будущем, и тем, что мы действительно о нем говорим, остается в полной силе. И балансовый метод при его неосторожном применении к прогнозу на будущее означает еще большую детализацию наших построений, еще больший фетишизм цифр и переоценку наших возможностей.

Было бы, однако, абсолютно неправильно заключить, что изложенные критические соображения направлены против построения планов вообще и против всяких количественных расчетов при построении плановых перспектив. Они направлены лишь против ошибок при построении планов, как мы понимаем эти ошибки.

Они направлены не против планов, а против плохих планов, И из них вытекает ряд выводов методологического, а частью педагогического характера в отношении построения планов.

7

Прежде чем перейти к выводам, для большей ясности их остановимся еще на одном важном вопросе. Против изложенной выше характеристики существующего у нас безотчетного увлечения механическим детальным цифровым расчетом перспектив и против критики этого увлечения могут указать и обычно указывают, что она идет все же слишком далеко. В качестве аргумента в пользу такого утверждения указывают, что к цифровым расчетам будущего прибегают далее частные предприятия, тресты и синдикаты, когда начинают крупное строительство, к ним прибегает капиталистическое государство, когда приступает к крупным сооружениям, например к сооружению железных дорог, портов, электрических станций и т.д., или когда намечает линии экономической политики. Но если это так, то тем более к таким расчетам должно прибегать наше государство, строящее все хозяйство на плановых началах.

Да, частные предприятия и капиталистическое государство в упомянутых случаях прибегают к известным расчетам на будущее. Но нужно отдать себе отчет, к каким расчетам они прибегают и в какой форме их делают, чтобы ссылаться на этот аргумент. Рассмотрим отдельно, с одной стороны, пример предвидения и расчетов на будущее при производстве крупных сооружений, с другой – пример предвидения при выяснении линий экономической политики в условиях частного капитализма. В качестве примера расчетов первого типа разберем случай с постройкой железных дорог.

При решении вопроса о возможности и целесообразности постройки дороги делаются предварительные изыскания. Производится статистико-экономическое изучение положения и развития хозяйства и грузооборота района строительства дороги за прошлое. Изучение это производится в целях выяснения, можно ли ожидать, что грузооборот в этом районе по его условиям окажется достаточно устойчивым и массовым. При этом стараются определить: на какой по меньшей мере вероятный грузооборот в количественном выражении можно рассчитывать в будущем при средненормальных условиях, каковы при таких условиях будут примерно расходы и доходы дороги и окажется ли она рентабельной. Но при этом вовсе нет речи о точном количественном выражении будущего погодового движения всех элементов хозяйства района, грузооборота, прибылей дороги и т.д. Все указанные расчеты ведутся под углом зрения и в целях выяснения одного – рентабельна дорога или нет и потому следует ее (с экономической точки зрения) строить или нет.

Интересно посмотреть, каков эффект таких расчетов? В работе А.Н. Антошина сделано сопоставление таких расчетов с действительностью по ряду дорог. Возьмем для примера основные данные, относящиеся к дороге Киев – Полтава, открытой 2 декабря 1901 г. (см. табл. 1).

Отсюда прежде всего ясно, что по типу построения предположения здесь (как и по другим дорогам) не приурочены к какому-либо определенному году и не рассчитаны в динамической форме на ряд определенных лет. Предположения эти построены в среднем в расчете на данные нормальные условия без претензии предвидеть динамику самих этих условий и динамику искомых величин. По существу же приведенное сопоставление, далее, показывает, что предположения, несмотря на ограниченность их претензий, все же очень резко отклоняются от действительности. В качестве фактических данных автором взяты данные 1903 г., исходя из соображений, что этот год является годом более или менее нормальным и не отмечен теми или иными пертурбационными событиями. Впрочем, в работе имеются некоторые материалы для сопоставления предположений с фактами действительности и по другим годам. Итог этого сопоставления получается тот же и обнаруживает резкое отклонение предположений от действительности.

Если взять теперь для сопоставления не только приведенные общие величины грузооборота, а данные по грузообороту более дробного порядка, то получится следующая картина (см. табл. 2).

Отсюда видно, что предположения о перевозке отдельных товаров и их групп отклоняются от действительности, за исключением некоторых случаев, как правило, еще более значительно, чем предположения по всему грузообороту. В общем, те же выводы получаются и при рассмотрении данных по другим дорогам.

Таким образом, несмотря на скромность претензий предвидения при проектировании дорог, предвидение это чрезвычайно уклоняется от действительности. Но если учесть, что при построении его имелось в сущности в виду не столько предугадать динамику действительности, сколько предугадать – обеспечен ли известный минимум грузооборота, при котором проектируемая дорога может экономически оправдать себя, то это далекое от точности предвидение, не отвечая первому требованию, можно думать, более или менее удовлетворило второму более скромному требованию. В силу этого оно выполняло свою практическую функцию, давало известные основания для решения вопроса – строить или не строить дорогу. Интересно отметить, что из шести рассмотренных А.Н. Антошиным дорог в пяти случаях предположения ниже и, как правило, значительно ниже действительных величин. Это подтверждает ту мысль, что при построении приведенных и подобных предположений было стремление не столько детально предвидеть факты действительности, – сколько предвидеть одно – возможна ли рентабельная работа дороги. Именно в связи с этим можно понять, почему расчеты на будущее ведутся здесь весьма осторожно с известной гарантией от преувеличений, с тенденцией выяснить, гарантирует ли действительность именно известный минимум перевозок выручки, чтобы решиться на постройку дороги.

Итак, приступая к крупным сооружениям, капиталистические государства прибегают к расчетам на будущее. Но эти расчеты неизмеримо скромнее, чем расчеты, практикуемые в наших планах. Эти расчеты проникнуты стремлением удовлетворить действительную узкую практическую потребность в деле строительства и совершенно не задаются целью дать погодовую динамику на длительный период всего комплекса элементов хозяйства соответствующей полосы.

Разобранный случай расчетов на будущее при крупных сооружениях в условиях частнокапиталистического режима можно считать типичным. Это не значит, что при этом режиме не было случаев более сложных расчетов. Но все эти случаи будут усложнением в степени, а не в типе построений.

Рассмотрим теперь другой тип предвидения отдаленного будущего, тип, который иногда встречается в частнокапиталистических странах при выяснении линий экономической политики. Возьмем в качестве примера построения группы экономистов из министерства сельского хозяйства САСШ.

В своей работе авторы заглядывают в отдаленное будущее сельского хозяйства САСШ, перспектив их сельскохозяйственной продукции, и снабжения страны сельскохозяйственными продуктами. Ход построений их таков.

Учитывая коэффициент прироста народонаселения САСШ за последнее время (с учетом значения иммиграции) и экстраполируя по этим коэффициентам количество населения на будущее, они получают, что к 1950 г. население страны определится цифрой около 150 млн. человек. Если бы потребление населения, а также производительность акра посевной площади, пастбищ и леса остались к этому времени прежними, если бы страна не вывозила и не ввозила сельскохозяйственные продукты, то для снабжения этого населения продуктами питания и лесным материалом потребовалось бы следующее количество земли (млн. акров):

Общая площадь САСШ в настоящее время составляет 1903 млн. акров, то есть значительно меньше, чем указанное потребное количество земли. Из этих 1903 млн. акров под пашней, пастбищами и лесом находится 1666 млн. акров, остальные 237 млн. акров падают на неудобную и другие земли, не находящиеся в сельскохозяйственном пользовании. Причем из этих 237 млн. акров около 103 млн. акров могло бы быть использовано в сельском и лесном хозяйстве. Таким образом, в сельскохозяйственном и лесном использовании всего может быть около 1769 млн. акров.

Находящаяся уже в сельскохозяйственном использовании земля распределяется в настоящее время по угодьям так (млн. акров):

Из сказанного ясно, что при существующей продуктивности земли, при существующих нормах потребления и экспорта к 1950 г. САСШ были бы совершенно не в состоянии обеспечить себя основными предметами питания и лесными продуктами.

Авторы при этом показывают, что земли, физически способной стать пашней, в САСШ имеется около 973 млн. акров, то есть значительно больше, чем требуется к 1950 г. Но вся эта земля могла бы стать пашней лишь при условии, с одной стороны, производства очень значительных и дорогих мелиорации, с другой – при условии крайнего сокращения пастбищной и лесной земли, что было бы совершенно недопустимо.

Таким образом, в перспективе как будто вырисовывается угроза недостатка земли в САСШ, а именно: сокращение количества обрабатываемой земли на душу сельскохозяйственного населения, сокращение земли под пастбищами, рост цен на землю. Далее они анализируют природу надвигающегося (при прочих равных условиях) недостатка земли и те факторы, которые порождают и обостряют его. Они показывают, что это явление недостатка земли глубоко относительно и связано с низкой производительностью земли в САСШ (пахотной, пастбищной и лесной) по сравнению, например, с европейскими странами, с экспансией продукции для экспорта, с хищническим использованием лесных богатств, с чрезвычайно высокими нормами потребления, особенно животноводческих продуктов.

Исходя из этого чрезвычайно интересного анализа, авторы приходят к заключению, что разрешение проблемы снабжения CACШ продуктами сельского и лесного хозяйства при возрастании населения лежит по линии не только вовлечения неиспользованных земель в процесс использования, поскольку это можно сделать сравнительно без больших затрат, но и повышения производительности земли, частичного понижения и видоизменения норм потребления (при условии, что они останутся вполне достаточными), перераспределения земельных угодий и сокращения сельскохозяйственного экспорта.

На основании этих заключений они строят следующие варианты необходимой к 1950 г. земли и распределения ее по угодьям в зависимости от изменения производительности земли и норм потребления (см. табл. 3).

В заключение авторы анализируют реальные возможности в области повышения производительности земли, видоизменения и сокращения потребления и сокращения экспорта в течение ближайших десятилетий. Признавая, что повышение производительности и понижение потребления произойдет, но в меньшей степени, чем это было принято при предыдущем расчете, принимая, что экспорт не прекратится, а лишь резко, не менее чем вдвое, сократится, они приходят к следующему заключению о наиболее вероятном количестве необходимой земли и ее распределении при возросшем населении к 1950 г. (см. табл. 4).

Отсюда ясно, что при реализации принятого вероятного изменения производительности земли, сокращении норм потребления и экспорта САСШ могли бы обеспечить снабжение возросшего населения.

Несомненно, что в этой кратко изложенной здесь работе трактуется чрезвычайно важная проблема развития сельского хозяйства САСШ в длительной перспективе. Нельзя сказать, чтобы работа эта не давала ориентации для направления практической экономической политики страны в области сельского хозяйства. Авторы, как мы видим, прибегают и к предвидению. Но предвидение это ограничено у них по существу лишь вопросами о движении народонаселения, вероятного повышения производительности земли, видоизменения потребления и сокращения сельскохозяйственного экспорта. Предвидение это сделано в суммарной форме. И хотя оно выражено в этих частях количественно, но ясно, что центр тяжести его лежит не в цифровом расчете, а в указании основных тенденций развития сельского хозяйства и желательного направления мероприятий политики. Количественное выражение возможного прироста производительности земли и видоизменения потребления имеет значение лишь для общей ориентации в масштабах предстоящей работы.

Таковы примеры количественных расчетов на будущее в условиях частного капитализма. Ясно, что они имеют неизмеримо менее сложный характер, чем наши плановые построения. Они менее детальны, в меньшей степени выражаются в точных цифрах и относительно большее внимание уделяют экономическому анализу сущности проблем. Мы отдаем себе полный отчет в том, что наше государство, руководящее значительным сектором всего народного хозяйства и ставящее своей задачей глубокое воздействие на остальной сектор его, стоит перед более сложными проблемами, чем частный предприниматель или капиталистическое государство. Оно нуждается поэтому и в более объемлющих и широких перспективных построениях. Но из этого не вытекает, что оно на практике нуждается в детальных цифровых расчетах динамики всего комплекса элементов народного хозяйства на длительный срок вперед. Из этого не вытекает, что оно нуждается в таких расчетах даже и в том случае, если эти расчеты заведомо не обоснованы. Из этого вытекает лишь, что при построении наших планов мы должны учесть своеобразие и большую сложность запросов государства и должны удовлетворить эти практические запросы государства, в полной мере используя наши возможности, но не впадая в самообман и потому не превосходя их.

8

Перейдем к выводам, вытекающим из всего изложенного выше.

Первый и наиболее общий наш вывод таков. Один из основных дефектов построения наших планов состоит в том, что слишком многие части этих планов их предположения относительно будущего не только не обоснованы, но при данном состоянии знания не могут быть обоснованными, далеко выходя за пределы возможностей нашего проникновения в вероятное будущее, и потому являются произвольными.

Если мы хотим иметь серьезно обоснованные планы, на которые можно опираться в практической работе, необходимо решительно отказаться от введения в них элементов и положений совершенно произвольного характера. Необходимо в качестве основного правила принять, что в планы вводятся лишь те проблемы и элементы, относительно которых мы имеем объективные основания высказывать те или иные суждения практически достаточной вероятности и притом в такой форме, которая отвечает нашим возможностям учета будущего. Против этого могут сказать, что если строить планы в соответствии с уровнем нашего знания и границами возможного предвидения, тогда придется отказаться от очень многих плановых построений, тогда планы станут менее полными и конкретными. Да, возможно и даже несомненно, что планы в части предположений на будущее станут значительно беднее и скромнее. Но мы не видим в этом ровно никакого ущерба. Одно из двух: или мы хотим иметь серьезные и реальные планы и в таком случае должны говорить в них лишь то, на что мы имеем известные научные основания; или мы будем продолжать заниматься всевозможными "смелыми" расчетами и выкладками на будущее без достаточных оснований и тогда мы должны заранее примириться, что эти расчеты произвольны, что такие планы лишены реальности. Но какая цель и цена таких планов? В лучшем случае они останутся безвредными, потому что они мертвы для практики. В худшем – они будут вредными, потому что могут ввести практику в жестокие ошибки. Странно, действительно, думать, что можно помочь практике путем построения произвольных концепций.

Второй вывод, являющийся развитием и конкретизацией первого, таков. Так как наиболее спорными и наиболее произвольными в наших планах являются точные детализированные количественные расчеты перспектив на длительное будущее, так как эти расчеты заняли в наших планах по существу центральное место, отнимают, по-видимому, максимум сил и способны легче всего ввести в заблуждение, то необходимо решительно пересмотреть значение, ограничить и видоизменить применение этого приема построения планов, категорически отказавшись от фетишизма цифр. В развитие этого положения в соответствии с требованием научной доброкачественности плановых построений нам кажется необходимым выдвинуть следующие правила.

Во-первых, необходимо отказаться от количественного выражения тех элементов, предвидеть изменения которых в количественной форме, по крайней мере на данной стадии нашего знания, мы вообще не можем. В таких случаях необходимо ограничиться указанием тенденций соответствующих явлений.

Во-вторых, в тех случаях, когда явление допускает количественное выражение и доступно некоторому количественному предвидению, но лишь на короткий срок, необходимо отказаться от количественного выражения его перспектив на длительные сроки вперед, ограничиваясь на эти длительные сроки также лишь характеристикой общих тенденций его.

В-третьих, когда явление допускает известное количественное предвидение на относительно длительный срок, но лишь при условии отказа от дробления его на мелкие составные части, следует при проектировании перспектив на длительное будущее ограничиться рассмотрением явления в суммарном виде (например, в случае определения эволюции посевной площади всех зерновых хлебов или каждой даже мелкой зерновой культуры, в случае определения эволюции общей суммы бюджетных доходов или доходов по отдельным даже мелким статьям).

Таким образом, мы не высказываемся категорически против количественного выражения перспектив в перспективных планах. Мы высказываемся лишь за то, чтобы эти количественные выражения давались в том объеме и в той форме, на которые у нас в каждом данном случае имеются достаточно серьезные и практически удовлетворительные научные основания. Но несомненно, что в связи с предыдущими положениями значительная часть количественных расчетов из планов должна быть вообще исключена. Многие расчеты должны быть исключены из перспективных планов, составляемых по установившейся практике на пять и более лет, и должны найти место исключительно в оперативных планах, где мы имеем дело с коротким годичным сроком, где мы практически имеем наибольшую нужду в определенной количественной характеристике перспектив и где, несомненно, имеется больше возможностей для такой характеристики. В связи с этим мы сознательно идем на отказ от количественного определения сколько-нибудь дробного баланса народного хозяйства на длительный срок вперед.

Мы хорошо знаем, что эти выводы встретят горячие возражения. Многие думают, что цифровые выражения плановых перспектив, и в том числе перспектив на длительное будущее, являются центральной частью, так сказать, душой наших планов. Думают, что планы без обильных, порой красивых и импонирующих таблиц, в которых подсчитаны на длительное будущее и сборы с десятины по каждой культуре, и продукция щетины, и сбор конского волоса, и цены на отдельные товары, и емкость рынка каждого товара на пятилетие вперед и т.д., не имеют значения и не удовлетворят требования практики в наших условиях, где планирование хозяйства является центральной руководящей идеей экономической политики.

Что идея планирования является такой руководящей идеей – это мы хорошо знаем. Что планирование имеет у нас исключительно большое и ответственное значение – это мы тоже учитываем. С указания на это мы начали свою статью. Но именно исходя из этих идей, мы возражаем не против планирования, а против плохих и иллюзорных планов, на основе которых практически нельзя строить планирование. Да, практика планирования нуждается в возможно более определенных и детальных количественных исчислениях перспектив. Но она нуждается не в произвольных исчислениях, а в исчислениях достаточно серьезных, – это во-первых. Во-вторых, когда действительно практика нуждается в хороших и достаточно дробных количественных расчетах? В таких расчетах практика нуждается преимущественно в процессе текущего планирования, то есть практика нуждается в них преимущественно тогда, когда имеет дело с оперативными планами. Но именно учитывая это, а также учитывая наши возможности предвидения, мы и утверждаем ниже, что наибольшее число количественных детальных расчетов должно найти место в оперативных планах.

Нуждается ли, однако, практика планирования в детальных всеобъемлющих количественных расчетах, когда речь идет о длительных перспективах на пятилетие и более? Нуждается ли практика планирования действительно в том, чтобы в перспективных планах было подсчитано, какие будут цены на отдельные культуры через 5-10 лет, какова будет тогда урожайность этих культур с десятины, каков будет тогда же приток вкладов в банки и т.д. и т.д.? Конечно, было бы лучше знать все эти явления в их будущем количественном выражении. И конечно, если бы мы могли научно обоснованно сказать об этом, мы бы должны были это сделать. Но если мы сделать этого не можем, если мы можем лишь подменить такой научно обоснованный прогноз субъективными, идущими часто от темперамента предположениями, то какое значение они могут иметь для практики? Практика не только может, но и должна обойтись и обходится без них. При этих условиях в отношении длительных перспектив, как правило, практика прежде и больше всего нуждается не в таких субъективных количественных расчетах, не в точной цифровой характеристике будущего баланса народного хозяйства вообще, а в том, чтобы иметь серьезную и действительно обоснованную экономическую ориентацию в общих и основных линиях развития народного хозяйства. Она нуждается в ответах на такие вопросы, как: можно ли рассчитывать на высокую конъюнктуру сельскохозяйственного рынка и на рост сельскохозяйственного экспорта или для этого имеются серьезные препятствия? Какая система мер требуется для устранения этих препятствий? Имеются ли предпосылки для интенсификации сельского хозяйства и в каком направлении она может идти? Каковы вероятные тенденции в состоянии перенаселения известных районов и т.д.? И характерно, что наши планы, как правило, расщепляющие волос на четыре части по линии старательного использования арифмометра и по части исчислений, – какова будет арифметическая продукция свинины через 5-10 лет в такой-то губернии, сколько пудов пшеницы тогда мы вывезем и т.д., – в сущности, почти совершенно не дают ответа на поставленные выше и подобные основные вопросы. Планы заполняют внимание по большей части ненужным цифровым изобилием, совершенно не освещая основных проблем в перспективах нашего развития.

На это могут возразить. Хорошо, не будем заниматься в перспективных планах такими детальными цифровыми выкладками и ограничим внимание на перспективах основных линий развития. Но как можно определить эти перспективы без детальных расчетов? Как можно ответить на вопрос, скажем, о перспективах внедрения интенсивных культур в сельское хозяйство, если не рассчитать, насколько вырастут общие посевные площади, насколько вырастут интенсивные и зерновые культуры, насколько вырастет промышленное потребление технического сырья и т.д. И раз вы встали на этот путь расчетов, вы логически приходите к необходимости вообще точных и дробных количественных расчетов на будущее. На это необходимо ответить. Да, если бы мы были в состоянии построить такое точное числовое предвидение, было бы лучше его сделать. Но так как, на что указывалось уже выше, мы этого сделать не можем, то это простой самообман, будто мы разрешаем проблему, когда изображаем движение всех элементов в дробно-количественной форме. Это простой и вредный самогипноз, будто статистик, часто мало что понимающий в экономике, но умеющий хорошо считать, умеющий определить темп роста любого элемента за прошлое время, разрешает поставленную проблему о перспективах интенсификации: когда он, исходя из произвольных коэффициентов, рисует эти перспективы всеми цветами цифр: абсолютных, относительных и т.д. Это простой самогипноз и фетишизм цифр не только по существу, но хотя бы еще и по фактическому состоянию наших статистических данных. Действительно, мы, в сущности, не знаем, велики ли у нас фактически посевные площади интенсивных и других культур, мы не знаем, каково у нас фактическое количество скота, мы не знаем, ошибаемся ли мы в этих фактических цифровых данных на 5% или на 25%, и тем не менее строим детальные погодовые цифровые расчеты на длительное будущее, строим их с точностью до десятых процента, убеждая себя и других, что вскрываем реальные перспективы интенсификации и т.д. Но если такие детальные цифровые увлечения этой и других проблем не разрешают, то они и не нужны.

Разрешение проблемы, нужное для практической ориентации в будущем, лежит не в этих цифровых упражнениях, а в углубленном экономическом анализе (в том числе и при помощи статистического метода) условий внутреннего и мирового рынков, условий, определяющих уровень и соотношение цен, условий, определяющих вероятную тенденцию изменений рынка, реорганизации сельского хозяйства и т.д. Если при этом анализе выяснится возможность дать приблизительное цифровое выражение этих тенденций (с указанием возможных пределов ошибки), – против такого цифрового выражения нет смысла возражать. Но при этом условии центр тяжести построения перспектив с цифровой части перемещается именно в сферу углубленного экономического анализа проблемы. Именно такой анализ (поразительное дело!), как правило, совершенно отсутствует в наших планах. У нас, как правило, поступают проще и смелее. Начинают с построения в цифровом и детальном выражении перспектив, потом в краткой тезисной форме иногда указывают, какие условия нужно было бы изучить как условия, от которых перспективы зависят. Самого изучения этих условий, правда, не проводят, но тем не менее сосредоточивают все внимание на том, чтобы убедить и себя и других, что перспективы обоснованы. В итоге и получается, что план сводится к часто бессодержательному набору мертвых статистических таблиц и кратких пояснений к ним. Не этим ли, однако, объясняется, что наши планы так мало читаются, что к ним относятся как к "ненастоящей" научно-практической работе? Не этим ли объясняется, что их начинают пересматривать ранее, чем успели кончить их построение?

Третий вывод таков. Так как доступное нам количественное предвидение будущего, поскольку мы к нему прибегаем, всегда лишь приблизительно, то во избежание ошибок на практике следует давать не однозначно точное цифровое выражение предположений, а всегда с указанием приблизительной вероятной ошибки его. Это правило необходимо потому, что по существу мы никогда не имеем достаточных оснований формулировать наше предвидение в конкретно однозначной форме.

В связи с этим стоит четвертый вывод, относящийся уже к пониманию планов. Раз многие явления мы не можем выразить количественно, раз количественное выражение перспектив, где мы к нему прибегаем, не может быть однозначным, составляемые планы не могут пониматься как строго точная, так сказать, "казенная" директива. Они должны пониматься как основная указующая директива, требующая от практики максимальной творческой гибкости в смысле учета конкретных условий работы и получения наибольших результатов. В соответствии с этим в тех областях, где желательны максимальные достижения, где по существу желательно превышение плановых предположений на практике, практика должна рассматривать планы как планы минимальные и должна проявить творческую инициативу в достижении наибольших результатов. Таково, например, положение в области продукции, заготовок, экспорта и т.д. Наоборот, в тех отраслях, где существо наибольших достижений состоит как раз в экономии против плана, практика должна рассматривать план как максимальный. Таковы, например, все планы, связанные с расходованием материальных и денежных средств и т.п.

Пятый вывод, который вытекает из всего предыдущего изложения, таков. Наши операционные и перспективные планы практически почти не отличаются друг от друга по существу. Они отличаются чисто внешне и главным образом тем, что одни строятся на год, другие на несколько или на много лет. Но по содержанию и характеру построения они очень мало отличны друг от друга. В настоящее время выдвинута задача построения особого генерального плана на 15 лет. Но по намеченному содержанию его – это в сущности также просто перспективный план только не на 3 или 5 лет, а на 15. В нем намечаются те же рубрики, те же расчеты т.д. Мы думаем, что необходимо провести более глубокую грань между различными планами.

Операционные планы должны остаться планами, в которых дается наиболее конкретная и в максимально возможной степени (в соответствии со вторым выводом, изложенным выше) количественная характеристика перспектив и мероприятий. Перспективные планы, наоборот, должны быть максимально освобождены (в указанном во втором выводе смысле) от конкретных и детальных цифровых расчетов на будущее. В них должны найти место углубленное экономическое освещение основных вероятных и желательных тенденций развития народного хозяйства или различных его отраслей, а также направления наших мероприятий. Цифровые характеристики этих тенденций должны даваться в них лишь там, где это действительно необходимо и возможно. При этом, конечно, должны быть учтены особенности и настоятельность практических запросов к таким количественным расчетам и возможности этих расчетов в различных областях хозяйства. В связи с этим такие расчеты могут получить большой удельный вес, скажем, в промышленности и на транспорте, меньший в сельском хозяйстве, минимальный в сфере денежного обращения и кредита.

Наряду с этим нужно признать, что перед государством имеются особо трудные проблемы направления строительства, проблемы, которые связаны с крупными капитальными вложениями и которые имеют глубоко революционное значение для развития народного хозяйства. Таковы, например, вопросы крупных железнодорожных сооружений, сооружений крупнейших электростанций, портов и т.д. Решение этих проблем в целом не укладывается полностью ни в сроки перспективных планов, ни тем более планов операционных. Поэтому они не могут получить достаточного освещения в этих общих операционных и перспективных планах.

Такие проблемы планового строительства требуют дополнительной и специальной разработки со всеми необходимыми обоснованиями и расчетами возможности и целесообразности намечаемого крупного строительства и притом разработки не только в целом, но и в каждом конкретном случае особо.

Шестой вывод, который мы хотели бы сделать из предыдущего изложения, сводится к следующему. Поскольку мы считаем, что центр тяжести перспективных планов лежит не в детальных цифровых расчетах, а как раз в определении и обосновании важнейших вероятных и желательных тенденций развития народного хозяйства и линии мероприятий, постольку при построении перспективных планов должно быть обращено неизмеримо большее внимание на углубленное экономическое изучение действительности, чем это делается и делалось до сих пор. Это положение после всего сказанного само по себе очевидно. Если мы и можем получить какую-либо возможность серьезно понять основные тенденции развития в будущем и наши возможности воздействия на них, то только на основе такого изучения. Если мы и можем придать своему предвидению и перспективам, хотя бы в отношении наиболее устойчивых и основных элементов, приблизительное количественное выражение, то только на основании изучения действительности и наших возможностей воздействия на нее. Такое изучение должно охватывать все основные условия, под влиянием которых слагается развитие нашего народного хозяйства в целом, если речь идет о построении общего плана, и тех или иных отраслей его, если речь идет о построении специальных планов. Должно быть изучено влияние как условий мирового хозяйства, как влияние внутренних условий и внутреннего рынка, так и влияние регулирующего воздействия мероприятий государства. Так как задачей этого изучения является выяснение закономерных тенденций развития нашего хозяйства или различных его отраслей, так как эти закономерности в различных районах различны, то такое изучение должно быть в необходимой степени порайонно расчлененным. Это положение имеет особенно большое значение при построении планов развития сельского хозяйства. Изучение тенденций развития сельского хозяйства должно при этом учесть не только районную разнородность сельского хозяйства, но и его социально-экономическую дифференциацию. Только на основе такого изучения можно прийти к достаточно обоснованным обобщениям и выводам относительно перспектив будущего и относительно системы необходимых мероприятий.

Из предыдущего вытекает и дальнейший седьмой, если угодно, педагогический вывод. Составление перспективных планов при такой постановке должно быть делом лиц высокой квалификации и специальной научной и научно-практической подготовки. Оно, как и всякая работа, требующая специальной подготовки, не может быть делом всякого. Перспективных планов развития сельского хозяйства, промышленности и т.д. не может быть на данный период много. Должен быть один хороший план развития промышленности, транспорта, сельского хозяйства и т.д. В связи с этим мы считаем нецелесообразным делать обязанностью различных местных организаций составление перспективных планов. Поскольку для построения перспективных планов требуется конкретное выяснение условий развития тех или иных районов, опыт местных работников должен быть широко использован путем совместного решения с ними специально местных проблем. Но было бы ненужной тратой сил заставлять местных агрономов, местных инженеров и других работников всех губерний и областей писать трактаты о влиянии мирового и национального рынков и т. д. на развитие их края. На основе широкого использования местного опыта дело составления перспективных планов должно быть сосредоточено в конце концов в центре. Причем в тех целях, чтобы построение планов не было оторвано от практической работы и от запросов практики, построение их должно быть непосредственно связано с практически регулирующими органами. Роль Госпланов лежит в согласовании методов построения планов и выводов, полученных в результате разработки таких планов по различным отраслям хозяйства. Наоборот, поскольку оперативные планы, призванные, опираясь на перспективный план, конкретизировать перспективы и систему мероприятий применительно к условиям данного года, данного района или данной отрасли, работа над ними требует безусловного участия непосредственных работников мест.

Итак, плановое руководство народным хозяйством у нас является одной из основных задач. Но плановое руководство хозяйством требует и хороших планов. Наша практика составления планов очень часто понимает свои задачи и возможности неправильно. Именно поэтому она полна увлечений, именно поэтому она напрасно растрачивает слишком много сил, именно поэтому она слишком оторвана от практики экономической политики и ставит ее перед неожиданностями. Мы не хотим сказать, что эти положения можно отнести к практике построения планов во всех случаях. Но таково правило. Именно поэтому практике составления планов необходимо строго учесть свой опыт и подняться на иную, более высокую ступень.

Содержание

Далее